Современная американская новелла. 70—80-е годы: Сборник.
Шрифт:
Дрожа всем телом, паренек опустил ведро на пол и повалился в объятия девушки.
Сердце у меня бешено колотилось, а ноги как будто налились водой. Кстати, о воде; вдвоем мы принесли примерно ведро с четвертью. Вряд ли это стоило такого риска.
— Хочу забаррикадировать дверной проход, — сказал я буфетчику. — Чем мы можем это сделать?
— Э-э…
Вмешался водитель грузовика:
— Зачем? Ни один из этих грузовиков не сможет просунуть сюда даже колесо.
— Меня беспокоят не они.
Водитель начал шарить по карманам в поисках
— У нас в подсобке лежат какие-то щиты, — сказал буфетчик. — Хозяин собирался построить сарайчик для хранения бутана.
— Загородим ими проем и подопрем парой кабинок.
— Я помогу, — сказал водитель грузовика.
Работа заняла около часа, и в конце концов мы все взялись за постройку, даже девчушка. Загородка получилась более или менее прочной. Разумеется, это не означало, что она окажется достаточно крепкой, если какой-нибудь грузовик врежется в нее на полной скорости. Думаю, все это понимали.
Вдоль большого витринного окна находились три кабинки, и я сел в одну из них. Часы за стойкой остановились на 8.32, теперь, похоже, было уже десять. Снаружи рыскали и рычали грузовики. Некоторые, спеша по неизвестным делам, уехали, другие прибыли. Среди них было три грузовичка-пикапа, круживших около своих больших собратьев.
Меня потянуло в дрему, и вместо того, чтобы считать овец, я считал грузовики. Сколько их в штате, сколько в Америке? Грузовики с прицепами, пикапы, платформы, дневные перевозчики, тричетвертитонки, десятки тысяч армейских конвойных грузовиков да еще автобусы. Кошмарное видение городского автобуса — два колеса в водостоке, а два на дороге, — который с ревом сбивает кричащих пешеходов, словно кегли.
Я прогнал этот кошмар и забылся в тревожном полусне.
Должно быть, наступило раннее утро, когда Снодграсс начал пронзительно кричать. На небе поднялся тонкий серп месяца и холодно светил сквозь высоко бегущие облака. На фоне низкого рыка работавших вхолостую больших моторов послышался новый лязгающий звук. Я взглянул и увидел, как сеноукладчик ходит по кругу под погасшей рекламной вывеской. Лунный свет сверкал на острых, вращающихся спицах его упаковочного агрегата.
Снова раздался крик, очевидно, из дренажной канавы:
— Помогите… мне-е-е…
— Что это? — На сей раз голос девчушки. В полумраке широко открытые глаза, насмерть перепугана.
— Ничего, — сказал я.
— Помогите… мне-е-е…
— Он живой, — прошептала она. — О, боже. Живой.
Мне не нужно было его видеть. Я и так все прекрасно представлял. Снодграсс высунулся из дренажной канавы, спина и ноги переломаны, тщательно отглаженный костюм в грязи, бледное лицо с раскрытым ртом повернуто к безразличной луне…
— Ничего не слышу, — сказал я. — А ты?
Она взглянула на меня:
— Как вы можете? Как?
— А вот если ты его разбудишь, — сказал я, указывая большим пальцем на паренька, — он может что-нибудь услышать.
Лицо ее задергалось, словно его прошивали невидимыми нитями.
— Ничего, — прошептала она. — Ничего не слышно. Она вернулась к своему дружку и положила голову ему на грудь. Он обнял ее во сне.
Никто больше не проснулся. Снодграсс еще долго кричал, рыдал, стонал, а затем умолк.
Рассвело.
Прибыл еще один грузовик, на сей раз с платформой, на которой высилась гигантская рама для перевозки автомашин. К нему присоединился бульдозер. Это меня здорово испугало.
Подошел водитель грузовика и дернул меня за руку.
— Пойдем на заднюю половину, — прошептал он возбужденно. Другие все еще спали. — Посмотри, что там.
Я пошел с ним в подсобное помещение. Снаружи около десятка грузовиков ездили взад-вперед. Вначале я не заметил никаких перемен.
— Видишь? — сказал он и показал рукой. — Вон там.
И я увидел. Один из пикапов стоял недвижим. Он осел, словно ком, ничего угрожающего в нем уже не было.
— Кончился бензин?
— Точно, браток. А сами-то они заправляться не могут. Тут мы их и прижмем. Единственное, что нам надо делать, — ждать. — Он улыбнулся и пошарил по карманам сигареты.
Было около девяти часов, я завтракал куском вчерашнего пирога, когда раздались гудки — долгие, накатывающиеся звуки, которые отдавались в черепе. Мы подошли к окну посмотреть. Грузовики стояли спокойно, моторы работали вхолостую. Один грузовик-трейлер — огромный «рео» с красной кабиной — подъехал почти вплотную к узкой полоске травы между рестораном и стоянкой. Вблизи квадратная решетка радиатора казалась гигантской и внушала смертельный страх. Колеса по высоте были на уровне груди.
Вновь взвыл гудок — жесткие, голодные звуки монотонно отлетали вдаль и эхом возвращались назад. В них была какая-то система. Короткие и длинные, раздававшиеся в определенном ритме.
— Это же морзянка! — внезапно воскликнул паренек, которого, как оказалось, звали Джерри.
Водитель грузовика взглянул на него:
— Откуда ты знаешь?
Тот слегка покраснел:
— Выучил, когда был бойскаутом.
— Ты? — спросил водитель грузовика. — Да неужто? — Он покачал головой.
— Не обращай внимания, — сказал я пареньку. — Хоть что-то помнишь? Разберешь?
— Конечно. Дайте карандаш. Есть карандаш?
Буфетчик подал карандаш, и паренек начал писать буквы на салфетке. Потом остановился.
— Он просто говорит «внимание», все время это повторяет. Подождите.
Мы ждали. Гудок вбивал короткие и длинные звуки в стылый утренний воздух. Затем чередование звуков изменилось, и паренек стал писать вновь. Мы нависли над ним и из-за его плеча смотрели, как образуется послание. «Кто-нибудь должен залить горючее. Никому не будет вреда. Все горючее должно быть залито. Это должно быть сделано немедленно. Сейчас кто-нибудь зальет горючее».