Современная чехословацкая повесть. 70-е годы
Шрифт:
Петер послушно идет за ней. Наверно, надо поднять бидоны. Что ж, он поможет — и обида забудется.
Вошли к малышам. Божена отворила дверцу в ограде, к которой телята ходят пить, отступила в сторону и уколола его взглядом.
— Полюбуйся на эту мерзость!
И жестом показывает на темную лужу в центре бетонированного пола. О том, что под ней сток и решетка, можно лишь догадываться.
— Совсем не стекает! Два раза в день приходится выносить ведрами. Очень приятное занятие… До каких пор так будет?
Петер, наморщив лоб, разглядывает
— Отток негодный…
— А исправить нельзя?
— Ничего не попишешь, — с ленивой усмешкой цедит он. — Жижа просто уходит в землю, всасывается…
— Почему же не сделать нормального сточного канала? Как вы можете не обращать на это внимания? — выговаривает ему Божена.
— Почему да почему… Не я строил, не с меня и спрос.
— Удивляюсь тебе, Петер. Говоришь, точно старик, которому все едино.
— Потерпите, — продолжает он, словно и не слышал. — Осенью-то кооперативы сольют, и неизвестно, что тогда будет. А пока попробуем еще разок прочистить…
Даже не взглянув на него, Божена проходит в коридорчик-«предбанник».
— Не будь такой строгой, — примирительно говорит зоотехник. — Поговорим о чем-нибудь более приятном.
— Некогда мне, — огрызается Божена. — Телята голодные, не видишь?
— Может, мне ты нужна больше, чем телятам? — Он гладит Божену взглядом и не скрывает, что с удовольствием попытал бы счастья и более осязаемым способом.
— Бедняжка! — девушка меняет тон. — До чего ж тебе плохо живется!
— Могло бы и лучше. Но это зависит не только от меня…
— От кого же еще, скажи на милость? — Божена прикидывается непонимающей. Из озорства ей вдруг захотелось поиграть с парнем, который отнюдь не рвется к работе и всегда готов поразвлечься. Долгий взгляд — глаза в глаза; улыбку Петер может истолковать как вызов, как попытку соблазнить его.
Зоотехник поспешно озирается, словно бы ища место, где можно уединиться, не видеть ни телят, ни коровника, ни свежего навоза. Но чудес не бывает: на скорую руку ничего не сыщешь.
— Знаешь… — голос его становится хрипловатым, — когда ты здесь, я не нахожу покоя, все время тянет к тебе. Хожу туда-сюда, стараюсь себя пересилить, а потом…
— Ходишь, как кот вокруг горячей каши. Так, что ли, об этом говорят? — перебивает его Божена и сама удивляется своей дерзости. Коротким смешком хочет смягчить сказанное. Но Петер понимает ее иначе… Точно в ответ на слова Божены, он хватает ее за руку.
— Ты и правда такая горячая?
Пытается прижать к себе, но Божена увертывается.
— Руки у меня грязные, вся я провоняла телятами, — говорит она деловито, (как бы объясняя свое поведение.
— Неправда, да и вообще мне это не мешает, — торопливо бормочет Петер. Глаза его блестят, рот приоткрыт, он прикасается рукой к плечу Божены.
— А мне мешает! — задиристо произносит девушка и на шаг отступает.
— Мы могли бы встретиться и в другом месте…
— Где же? — спрашивает она насмешливо и вместе с тем снисходительно.
Парень
— Что-нибудь сообразим… Когда очень хочешь, всегда найдешь выход.
— Да, но тут — дело нелегкое… — Божена надувает губы, словно и она раздумывает. — Кафе нет, кино тоже… — Она одаривает Петера короткой улыбкой, тонкой, как лезвие ножа. — Придется нам встречаться здесь, около телят. Так оно вернее.
— Ты меня не понимаешь…
— Понимаю, еще как понимаю! — с готовностью кивает она. — Не маленькая!
— Слушай, чего ты хочешь?
В голосе Петера смесь недовольства, укоризны и скрытой обиды. Его плотно сжатые губы говорят: ну, погоди ж ты у меня, пройдет неделя-другая… покрутишься тут возле телят — перестанешь сбрасывать с плеча мою руку. Тогда с тобой будет иной разговор, принцесса…
— Пора кормить, — бросает Божена коротко и однозначно, кружка у нее уже в руке.
Когда она наливала последнее ведерко, в проходе появился брат Владо.
Не выказывая спешки или нетерпения, дождался, пока телята допьют. Спокойный, уравновешенный Владо, раз и навсегда отдавшийся на волю естественного течения дней и работы, которой всегда хватает. Стоит только довериться привычке и опыту — и все пойдет само собой, а ты в этом — будто капля воды в реке.
Просто ли так жить?
Тяжело ли?
Он помогает сестре снять большие резиновые соски со шлангами. Оба стоят в «предбаннике», Владо — в комбинезоне, самый высокий и сильный в их семье.
— Я говорил с шурином, — без обиняков начинает он, и его полное, гладкое лицо становится серьезным.
Божена настораживается.
— Обещал устроить тебе подходящее место. У него всюду знакомства…
Ага, вот и оно… Первое предложение, которого следовало ожидать. Божена чувствовала — без этого не обойдется. Из города я сбежала, но родные думают, что и тут я не приживусь, и тут окажусь не на своем месте. Надо обо мне позаботиться, что-то для меня подыскать, куда-то меня сунуть… Советовался Владо с родителями или нет, ей это знать не положено. Скорее всего, посоветовался только с женой, и вдвоем они решили помочь ей по-настоящему.
Она это предчувствовала… и все же предложение настолько застало ее врасплох, что шея и щеки запылали, а грудь сдавила тоска, ставшая за последние недели привычной.
— И что же это за место? — медленно, неуверенно спрашивает Божена.
— Шурин говорил — где-то в потребительской кооперации.
— А точнее не сказал?
— Вроде бы служащей… — Владо помогает себе жестами. — В общем, что-то в этом роде. Я не больно-то разбираюсь… Когда освоишься, тебе там будет хорошо.
Божена раздумывает, лицо ее окаменело. Служащая — чего лучше! Наверное, положено поблагодарить, выказать радость, но какое-то тупое равнодушие сковывает ее. Она представляет свое будущее, у нее такое ощущение, словно кто-то силой усаживает ее на стул и говорит: «Будешь сидеть здесь! Вот твое место на веки вечные!»