Современная филиппинская новелла (60-70 годы)
Шрифт:
Он встал на ноги. Закинул за голову руки. Зевнул и потянулся. Ему так хотелось снова возвратиться в свой угол на лежанку. Но нужно было идти. К полудню надо бы обзавестись новой жестянкой — они служили им вместо ведер для воды. А там уже, наверное, этот Огор. Хотя он нередко приходил пораньше, Огор все равно обгонял его. Пол в комнате заскрипел, когда он вошел внутрь.
— Рубашка там, в ящике, — кивком показала мать. Он заметил, что она сидела слева от входа, вытянув левую ногу вдоль скамьи и откинувшись всем телом назад, так что голова упиралась в стену. Распущенные волосы падали на плечи. Серое выцветшее платье было расстегнуто, обнажая отвислую, увядающую
— И возвращайся побыстрее… Да смотри, чтобы тебе опять физиономию не расквасили.
Слушая мать вполуха, он внимательно оглядел еще двоих своих братьев и сестру, которые рядком сидели на корточках у грязного-прегрязного обеденного стола и сосредоточенно жевали. Его взгляд задержался на Американце, следующем за ним по возрасту. У него был белый цвет кожи, и потому его так прозвали в округе. Такого же цвета были и остальные дети. С перепачканными беленькими рожицами. Американцу шел восьмой год. Самому Импену скоро должно было исполниться шестнадцать.
Он отыскал картонную коробку, на которую указала мать. Там была сложена его одежда вместе с одеждой Американца, Бойета и Дидинг. Вытащил с самого дна свою темно-зеленую рубашку с короткими рукавами, достал подтяжки. Встал, распрямившись во весь рост, и огляделся.
— Вот эту и надевай, — словно угадав его сомнения, проговорила мать.
Импен натянул на себя рубашку. Она была ему в самый раз, эта рубашка, когда ее только купили, но теперь слегка растянулась. В ней он похож на «вонючего китайца», как ему заявили на улице сверстники, но ему не из чего было выбирать, потому что других рубашек у него не было. Невелик доход у его матери-прачки. И совсем немного зарабатывал он сам, разнося воду.
Он возвратился назад, в баталан, вскинул на плечо свою ношу и осторожно стал спускаться вниз по лестнице.
— И не обращай внимания на этого Огора, — посоветовала ему мать вдогонку.
Этот совет Импен уже едва расслышал; он все никак не мог избавиться от охватившей его сонливости и чуть было не полетел головой вниз, внезапно споткнувшись на одной из нижних ступенек. Каждое утро спускается он по этой лестнице, чтобы носить воду. И каждое утро мать напоминает ему одно и то же: не драться, не обращать внимания на этого Огора. И впрямь уже стали говорить, что он забияка и драчун. Он постоянно помнит ее советы. Но при всем желании ничего не может с собой поделать, стоит ему только услышать обидные замечания по своему адресу у водоразборной колонки, особенно от Огора.
Этот самый Огор, с которым он совсем недавно подрался, в последнее время начал насмехаться над ним. «Ну и черный же ты, Импен!» — глумится он. «Неужели Американец тебе брат? — встревает кто-нибудь еще у колонки. — Кто же твой отец на самом деле?» «Кто? — вмешивается опять Огор. — Да уж конечно, не Дикьям!»
Раздается оглушительный смех. И громче всех смеется тот же Огор. Огор — признанный царь колонки. Он самый сильный и выносливый водонос во всей округе.
Сначала Импен отвечал на все эти насмешки просто: «Ну и что, что черный?»
Огор сверлил его глазами и ехидно улыбался. Потом Импен ощутил, как он за его спиной направлял свой указательный палец на его черную кожу.
«Ты черный-пречерный негр!» — с выражением гадливости провозглашал Огор. И вслед за ним начинали издеваться все остальные. Даже самые маленькие кричали: «Поглядите на его волосы. Какие они кучерявые!.. Поглядите на его нос. Какой он сплюснутый!.. Мамочки, а какие у него губы!»
Долгое время он сносил все эти насмешки и
«У негра все братья и сестры разные! — сказал как-то Огор. — У его матери их еще трое!»
Теперь мать принесла им еще одного маленького братика, которого тоже бросил отец. Где прячется этот ее муж, вообще неизвестно. И поэтому, более чем когда-либо прежде, все окружающие унижали и оскорбляли их. Мать долгое время не могла стирать, стыдилась показаться на людях и постоянно пряталась в их хибаре-развалюхе. А он продолжал разносить воду по соседям. Так что именно ему приходилось выслушивать все эти осуждающие сентенции и упреки досужих моралистов здешнего квартала. Язвительные замечания жгли его душу, отдавались болью в сердце. И тогда зародились и стали расти в груди его семена протеста, гнева и злобы к тем из их окружения, кто не давал им спокойно жить.
Еще свежа в его памяти их драка с Огором, все перипетии которой вспоминал он сейчас, бредя, полусонный, по каменистой дороге к водоразборной колонке. А изо всех окон жалких домишек по обочинам дороги на него глядели и показывали пальцами соседские ребята. Глазели и взрослые. Никто ничего не говорил, не кричал, но в их глазах, по движению их губ он безошибочно угадывал рвущийся наружу возглас осуждения: «Негр!»
А он шел себе, не обращая на них внимания: таков мир за пределами его хибарки — злой и жестокий.
Вот и знакомая колонка. В лучах еще нежаркого, но яркого утреннего солнца он увидел стайку маленьких водоносов. Они стояли тесным кружком и весело смеялись. Смеялись громко и радостно. В этом кружке выделялась хорошо знакомая фигура Огора. Мог ли он позабыть этого Огора? С самого начала они были врагами и никогда не сделаются друзьями.
Они с Огором почти что одного возраста, но Огор повыше ростом, покрепче, сильнее. Он ходит прямо, не сутулясь, и почти не сгибается, когда тащит ведра с водой. Ходит быстро, будто кто-то ожидает его на дороге. Несется так, что может сбить с ног всякого, кто попадется ему на пути.
Подойдя к колонке, Импен оказался последним в очереди. Наполнив ведра водой, он осторожно нацепил их на палку с крючками и, помолясь о божьей помощи, отправился в путь…
Когда он разнес шесть пар ведер, в кармане у него уже позвякивали шестьдесят сентимо. Набрать еще пару — и еще десять сентимо. В жаркое летнее время водоносы здесь довольно сносно зарабатывают, потому что требуется много воды, а артезианских колодцев почти нет.
В полдень он обещал вернуться домой, говорил сам с собой Импен, глазами пересчитывая ведра, которые выстроились в ряд до самого зацементированного квадрата, посреди которого торчала колонка. Он поставил свои в самом конце. В ожидании очереди водоносы расположились в тени стоявшего неподалеку магазинчика. Сняв рубашки и перекинув их через плечо, они обмахивали разгоряченное тело и потягивали халу-хало [34] .
34
Халу-хало — сладкий освежающий молочный напиток со льдом.