Современная французская новелла
Шрифт:
Однажды вечером у него в саду в кустах подрались кошки, они гонялись друг за другом, хрипло и зловеще мяукая. Он вспомнил про луденских урсулинок: там тоже был какой-то кот, замешанный в кознях дьявола, он недавно читал об этом. В ту ночь его мучило удушье.
Однажды утром в его калитку постучали, на сей раз по-настоящему. Кто-то колотил в нее что есть силы и тряс, так тряс, словно хотел сорвать с петель. В ту же минуту раздался громкий голос:
— Мсье В.! Мсье В., вы дома? Покажитесь, ответьте нам! Отзовитесь, иначе мы позовем слесаря и взломаем замок. Почему вы не отзываетесь, мсье В.? Умерли вы, что ли?.. Все соседи беспокоятся, вас уже целую
Ему пришлось показаться. Он распахнул ставни своей спальни и, дрожа от стыда, выглянул в окно. Весь квартал, сбежавшийся на крик комиссара полиции, собрался возле его дома. Соседи маячили у окон. Какой позор! Какое унижение! У него было такое чувство, будто он стоит перед толпой голый. Свет с непривычки резал ему глаза.
Поскольку он молчал, комиссар перелез через ограду и подошел к окну, чтобы поговорить с ним. Что означает весь этот спектакль? Почему он сидит целыми днями взаперти, в полной темноте? Может, он болен? Не нужно ли вызвать врача?
Он нашел в себе силы выговорить, что нет, все в порядке, ничего не нужно, и он просит, очень просит не беспокоиться о нем. Комиссар ушел, бранясь вполголоса, а он снова наглухо закрыл ставни. До самого вечера он не мог успокоиться и дрожал от бессильной ярости: перед его калиткой целый день торчали кумушки и зеваки, обсуждая утреннее происшествие; эти сплетники даже не дали себе труда понизить голос. Раз сто слышал он свое имя: «Несчастный мсье В…»
Только среди ночи он отважился выйти из дому и отправился будить доктора. Бессонница вконец измучила его, и он чувствовал, что без снотворного ему не обойтись. Вот тогда-то доктор и убедил его поехать в горы.
В то утро, отдернув занавески, он увидел на вершинах белые шапки — должно быть, ночью шел снег. Кругом был разлит необычайный покой. Все замерло. Даже в гостинице было на удивление тихо. Он распахнул окно, и мерный рокот горного потока ворвался в комнату. Он почувствовал, что счастлив. Впервые за много времени он проспал всю ночь, ни разу не проснувшись от чьих-то шагов. Он вспомнил, что молодые немцы, которые так поздно ложились, вчера уехали. Кажется, он остался в гостинице единственным постояльцем. Все складывалось как нельзя лучше.
Он спустился вниз, заказал себе завтрак и газету. С тех пор, как он поселился здесь, он каждое утро требовал газету. Он погружался в чтение с таким сосредоточенным видом, что это отбивало всякое желание приставать к нему с расспросами. Ни официант, ни хозяин гостиницы ни разу не попытались вступить с ним в разговор. Они даже не знали его фамилии. Для персонала он был просто «господин из шестого номера». Даже девушка, которой он в день приезда вручил заполненный бланк, уже не помнила его анкетных данных. Такое инкогнито его очень устраивало.
Доев бутерброд и выпив чай, он вышел из гостиницы, прихватив с собой ключ. Он знал, что это нарушение правил, но считал нужным подстраховаться. Никто не видел, как он выходил, пусть думают, будто он у себя в номере. Лучше все-таки сбить со следа шпионов, если таковые найдутся.
Он быстро зашагал прочь от гостиницы. Вместо того чтобы, как обычно, подняться к центру городка, он пошел вниз, по тропинке, ведущей к реке. Постарался поскорее проскочить деревянный мостик, который был виден из окон гостиницы, и вошел
В течение часа он шел по лесу, время от времени оглядываясь, не идет ли кто следом. Слева шумел поток, в низко нависших ветвях то тут, то там раздавался птичий щебет. Сердце его билось слегка учащенно, хотя и очень ритмично. И все-таки, пожалуй, слишком часто. Он склонен был приписать это скорее радостному возбуждению, нежели усталости: впервые в жизни он чувствовал себя в абсолютном одиночестве. В течение часа ему не встретилось ни одной живой души. Это было так непривычно — у него даже дух захватывало.
Тропа отлого поднималась вверх. Он шел неторопливо, как ходят горцы, — он вспомнил, что читал об этом в каком-то приключенческом романе. Он слегка размахивал руками в такт шагам, и пальцы не мерзли. По всему телу разливалось приятное тепло. А между тем стоял конец ноября, кое-где на обочинах уже виднелась корочка льда. Он подумал, что если бы остался в городе, то, наверно, не решился бы затопить, чтобы не выдать своего присутствия. Так бы и сидел за закрытыми ставнями, закутавшись в пальто. Он улыбнулся. Здесь ему незачем было прятаться, он мог идти куда угодно и когда угодно.
Внезапно он вышел из-под прикрытия леса. Подъем кончился, шум реки стих. Он увидел перед собой небольшую поросшую травой долину, которая постепенно расширялась, а потом снова сужалась примерно в километре от того места, где он стоял. Со всех сторон ее окружали отвесные склоны. На память ему пришло слово «цирк», и он был поражен точностью сравнения. Здесь река уже не бурлила: превратившись в ручей, она извивалась так же, как и дорога, среди высоких трав. Едва он ступил на открытое пространство, как ему стало не по себе. Словно он выставлял себя на обозрение. Разумеется, было маловероятно, чтобы зрители, цепляясь за уступы, висели на скалах ради удовольствия поглазеть на него, и все-таки ему казалось, будто он вышел на арену. Это мешало ему любоваться пейзажем. Продолжая идти, он обшаривал глазами склоны и выступы, пытаясь обнаружить человеческое присутствие. Не отыскав никаких признаков жизни, он почти рассердился, словно ему было достоверно известно, что его водят за нос, что тайные враги прячутся в кустарниках или в расщелинах скал. У него было сильное искушение повернуть назад.
Он бы, наверное, так и поступил, если бы не заметил, что уже не один: на арену вышел еще один артист. На противоположной стороне долины возник, словно вырос из-под земли, какой-то человек, который двигался ему навстречу. Бежать было поздно. Тот находился еще далеко, но уже наверняка заметил его. Малейшее подозрительное движение с его стороны, даже просто минутная остановка могли вызвать расспросы и, конечно же, сплетни, пересуды. В таком пустынном месте единственный шанс не привлечь к себе внимания — смело держаться на виду, он понял это сразу. И продолжал идти вперед, стараясь шагать по возможности ровно.