Современная индийская новелла
Шрифт:
— Плотина в джунглях! — невольно воскликнул я, пораженный этим зрелищем.
Я произнес эти слова на моем родном пенджабском языке, и стоявший неподалеку Бали — механик электростанции — сразу на них откликнулся.
— Зеленые побеги скоро взойдут, корни будет орошать нектар воды бегущей! — нараспев проговорил он на диалекте Северного Пенджаба, и я сразу разгадал в нем поэта. В тот же вечер я слушал, как он мелодично напевал строки из нашего эпоса «Хир и Ранджха».
Охваченный теплой грустью, я попросил его спеть еще. Но он предложил мне послушать историю Мангала.
Вот я и передаю вам рассказ Бали в том виде, как слышал
— Видишь ли, брат, — начал Бали. — Главное сейчас то, что мы открыли в себе способность совершать великие дела. И я, Бали, механик электростанции, хорошо знаю, что наши планы, наши большие и малые свершения несут людям освобождение от оков тьмы, помогают им преодолеть самих себя и понять, что нужно им и их детям. Но разве может увидеть богиню света тот, кто невежествен, кто замкнул свое сердце?
— Если ваша электрическая богиня существует, покажите нам ее! — требуют они. — Посмотрим, сможет ли она соперничать с заступницей Камлей, именем которой названа наша деревня. Огромное чудовище из стали и бетона, которое вы строите на реке, — это оскорбление для нашей Камли, веками управлявшей движением солнца, луны и звезд. Каждая пядь нашей земли пропитана духом Камли. До тех пор пока сюда не хлынули беженцы[67], которые вырывают последний хлеб у наших детей, земля щедро кормила нас. А теперь те, в чьих руках власть, объявляют, что наша деревня должна погибнуть под водами искусственного озера, и требуют, чтобы мы уехали из родных мест! Они, видите ли, предоставят нам пустующие земли около Чандигарха, где для нас уже построили какое-то подобие казарм! Это, мол, в том самом месте, где когда-то с высоких вершин Даул Дара спустилась на равнину богиня Чанди. Ах, опьяненные властью! Никогда не научитесь вы почитать богов! Подумать только, ведь премьер-министр этой безбожной страны — сам брахман! Нет, видно, мрак спустился на землю!
— Так говорили те, кто всегда был слеп и не желал света, — продолжал Бали. — И хотя работы на огромной плотине подходили к концу и приближалось время, когда воды нового озера Мангал должны были затопить хижины Камли, жители деревни и не думали трогаться с места. И тут началась борьба, которая, правда, как вы знаете, закончилась благополучно, но была подчас такой суровой и опасной, что много дней мы ждали трагического исхода. Потому-то я и не могу без волнения говорить об этом.
Да, к сожалению, до сих пор лишь немногие понимают, что засуха и цены на зерно зависят вовсе не от богов… И почитатели Камли во всем полагались только на свою богиню и боялись ее проклятий.
— Но как же, все-таки, было дело? — прервал я рассказчика.
Поэт на мгновение закрыл глаза, будто хотел заново представить себе все перипетии этой борьбы, каждый акт драмы, разыгравшейся в деревне Камле перед тем, как она скрылась в водах озера Мангал; потом Бали снова открыл глаза, и я вдруг заметил, что он слегка косит. Я вспомнил Александра Великого, который черпал мудрость небес левым глазом, а мудрость земли — правым.
— Ты нетерпелив и любопытен, как ребенок, — медленно проговорил Бали. — Однако, если ты способен на сострадание и думаешь о судьбах человеческих, я продолжу свой рассказ. — Прежде — иногда мне кажется, что это было очень давно, — на дне горного ущелья, которое наполнено
В этой деревне жили семьдесят человек, и среди них были люди, чье слово являлось законом для остальных, забитых и невежественных. И эти духи тьмы убедили остальных отвергнуть свет.
Самому старшему из них — Виру, старосте деревни, владельцу нескольких бигхов земли, было восемьдесят лет. Как пиявка присасывается к больному телу, так присосался этот старик к своей земле.
Был у него сын, по имени Пракаш, негодник, укравший у матери драгоценности и промотавший их в Ашбале. Но, несмотря на это, отец души в нем не чаял, а мать — та просто закармливала его медом, шпинатом, обильно сдобренным маслом, и булками из маисовой муки.
И когда деревня выступила против нас, несущих свет, Пракаш вел себя подлее всех.
К духам тьмы и разрушения принадлежал также важный Рам Джавайя, золотых дел мастер и ростовщик, у которого из-под маленькой засаленной черной шапочки постоянно выбивался пучок волос. Ресницы его были опалены пламенем горна, в котором он переплавлял безделушки, отданные ему в заклад жителями деревни. Этот алчный человек всегда и во всем видел только дурное. Ему уже стукнуло пятьдесят пять лет, и он был настолько лжив и скрытен, что даже левая его рука никогда не знала, сколько загребла у бедняков правая. А уж сколько земли он оттягал с помощью плутоватых писцов, этого в деревне никто не знал.
Сын его, Дхарма, не был таким негодяем, как Пракаш, сын Виру, но отличался язвительностью и злоязычием. Этот бледный мальчишка с ввалившимися щеками постоянно лихо подкручивал свои редкие усики, но мне почему-то казалось, что он порядком трусоват.
Был еще среди них хитрый, двуличный человек по имени Тарачанд, который продал землю своей матери, учился в городе и даже получил степень магистра искусств. Ему не удалось стать адвокатом, как он мечтал, и в деревне говорили, будто именно поэтому он постоянно зол на кого-нибудь. Я всегда был уверен, что этот малый ради своей выгоды способен продать родную мать или спалить всю деревню. Он, правда, не спалил ее, но зато усердно раздувал пламя раздоров между бедняками.
Вы ведь знаете, как часто мы бессильны против всех этих мелких шарлатанов, лжецов, выдающих себя за докторов и обещающих полнейшее исцеление всем страждущим духом и телом.
К числу тех, кто страшился света, принадлежали и два зажиточных крестьянина — братья Джарнел Сингх и Карнел Сингх. При англичанах они служили в армии: один в чине сержанта, а другой — младшего сержанта, потом вернулись в деревню. Они не стали мудрее после своих армейских странствований и никак не могли забыть о том клочке земли, который они получили от английских властей около Лиалпура и которого им пришлось лишиться во время раздела страны. Но разве многим из нас не пришлось бросить все, что мы имели, к северу от канала Вадх?
Как ни странно, но к этой компании принадлежал вначале и юноша Бхарат Рам, сын вдовы Сиджи, работавший прежде механиком в гараже в Патиале. Этот молчаливый человек редко осмеливался высказывать свое мнение, но когда он решался на это, из уст его слышались только слова правды.
И именно он, Бхарат Рам, первым пошел с нами и даже бил в барабан, когда я пел людям песню, чтобы вырвать их из пасти черной беды.
— О Бали, о какой беде ты говоришь? Что произошло в деревне? — нетерпеливо прервал я его.