Современная канадская повесть

Райт Ричард

— Да шут с ней. Пойдем пива выпьем.

— Пива? Что ты, родной, нам надо экономить! Притом к завтрашнему дню я приготовила тебе сюрприз. Ну а сейчас… — Долорес тихонько рассмеялась. — Будто нам дома заняться нечем!

Примерно в половине девятого вечера они решили, что хватит любовных утех, пора бы поесть.

— Насчет пойти домой это ты хорошо придумала, — сказал Андре, хлопнув ее по заду, когда она нагнулась за шлепанцами. — Куда лучше, чем пиво пить, это точно.

Поужинали, и Андре решил выпустить Габи из клетки. Птица взлетела ему

на плечо и принялась деловито исследовать клювом ухо.

— Погляди-ка, Долли! Решил уши мне почистить, — проговорил Андре, радостно хохоча.

— Смейся, смейся, сейчас он тебя укусит.

— Еще ни разу не куснул.

— Зато меня кусал.

— Чует небось, что ты его не любишь.

Долорес фыркнула.

— Тебе что, еще заниматься?

— Сегодня-то? Да нет, шабаш, хватит!

— Завтра днем нам домой нельзя. До ужина надо потерпеть.

— Это еще почему?

— Сюрприз. Поэтому сегодня сделаешь задание на послезавтра.

— Да ты что? Спятила?

— Сегодня, мальчик, посидишь.

Вот, докатился! Занимайся теперь, когда она скажет!

— Мы им покажем. И Торвальду, и отцу… и Эсси… и твоим институтским приятелям. Мы с тобой им покажем. — Долорес уселась к нему на колени. — Ты у меня молодец.

— Да уж наверное, — пробурчал Андре, остывая, позволяя ей ласкать себя. — Вроде и лабораторные теперь стали получаться. Да и вообще теперь легче запоминается…

Долорес рассмеялась, обвила ему шею руками. Но тотчас, вскрикнув, вскочила, озабоченно уставившись на крохотную треугольную ранку на руке.

— Чертова птица, опять укусила!

— Тьфу ты, Долорес! Ты ж его напугала.

— Будет меня кусать, я ему еще не то устрою.

Андре вздохнул и взялся за учебники. К понедельнику надо было писать сочинение. Язык у Андре шел туговато.

Пока он мучился над сочинением, Долорес уселась за стол напротив него и уставилась на Андре, грызя ногти. Негромкий треск обкусываемых ногтей отдавался посреди тишины дробной канонадой в ушах Андре. Время от времени Долорес принималась заговаривать с ним. Когда же она в третий раз какой-то пустой фразой перебила ему ход мыслей и он не мог вспомнить предложение, что только сложилось у него в уме, Андре, пряча досаду, с усмешкой проговорил:

— Хоть бы учебник геологии взяла полистала. Там и картинки есть.

— Ах так! Уж и поговорить с тобой нельзя? Ну и скучища! Ты, значит, работаешь, а я — на тебя смотри?

— Сама твердишь, чтоб я учился. А я не могу заниматься и болтать одновременно.

— Ну и пожалуйста! — обиженно вспыхнула Долорес и двинулась в спальню.

Но уже назавтра, когда они оба сходили днем с автобуса на Джэспер-авеню, Долорес пребывала в благодушном настроении. Они бродили по залитым зимним солнцем улицам, толкаясь в толпе прохожих и пялясь на витрины больших магазинов. Стоял один из таких дней позднего января, когда свежесть воздуха уже сулит приход еще неблизкой весны и глаза слезятся от ярко сияющего на солнце снега.

— Может, в кино сходим? — предложила Долорес.

— Ну уж нет. В такой день надо на природу, в лес.

— Смеешься?

— Слушай, есть же тут хоть где-нибудь место, чтоб деревья росли и машины воздух не портили?

— Ну есть, парк например. Прямо у здания парламента, — нехотя отозвалась Долорес.

— Парк, говоришь? Ну так пошли в парк.

Они повернули к югу, направились к реке, что текла через город, зашагали по старым, обсаженным деревьями улочкам и вышли к той части города, где находились правительственные учреждения. Обошли здание парламента с южной стороны, где солнце, посылавшее лучи на особняк из известняка, казалось особенно жарким. Однако само здание не понравилось Андре.

— Пойдем-ка лучше к реке спустимся!

— Там снег, я не пройду.

— Да вон же спуск, и расчищено вроде.

По бетонным ступенькам они спустились к дороге, пошли по ней, прижавшись друг к другу.

— Красиво, правда? — сказала Долорес.

Красиво? Господи, что ж это они с бедными деревьями-то сделали! Как это можно так елки обрезать? А тополя!.. Тьфу ты! Будто человеку взяли да и отрезали, руки, и у него тогда в рост другие части пошли, только что с ними делать — он не знает.

И когда Долорес предложила вернуться в центр поглазеть на витрины, пока, как она выразилась, не «приспеет» пора идти домой, Андре с облегчением согласился.

У дома миссис Сэвчек, засовывая ключ в замочную скважину, Долорес вся пылала от возбуждения.

Андре переступил порог их жилья. И сразу же заметил — у стенки, явно не на своем месте, стоял телевизор.

— Что за черт!

— Это пока дешевый, черно-белый. Зато теперь, когда ты занимаешься, я перестану сидеть как квашня, умирая от скуки.

Долорес присела на корточки, щелкнула тумблером и, пока не появилось изображение, обернулась к Андре.

— Ты рад?

— Еще бы. Только как мне теперь тут заниматься?

— Привыкнешь.

Внезапно Андре охватила тревога.

— Послушай, Долли… эта штука ведь черт знает сколько стоит. Откуда у тебя…

— Милый! Ведь ты же, как въехал, дал мне почти полторы сотни.

Долорес вскочила, кинулась к Андре, принялась его щекотать.

По телу Андре пробежала волна неприятной судороги. Он скорчился, повалился на пол.

— Прекрати! Прекрати! — молил он, хватая Долорес то за одну, то за другую руку.

— Откуда, говоришь, мой сладкий? Какая тебе разница — откуда? Есть у нас телевизор, и все. Успокойся, садись и смотри, а я пока соберу поужинать.

XX

Резко похолодало, и мороз не ослабевал, однако первая половина февраля прошла для Долорес безмятежно. Облачившись в теплые свитера, куртки, боты, теплые перчатки, обвязавшись шарфами так, что только нос торчал на морозе, они с Андре сновали туда-сюда — от дома до института и обратно. С детства привыкшая к суровой жизни, Долорес легко переносила холода.