Современная канадская повесть
Шрифт:
Матрона открыла сумочку из дорогой кожи, вынула пачку сигарет и зажигалку, как раз в этот момент показалась продавщица с роскошным манто из голубой норки.
— Вы такого тона хотели, миссис Соддерстром? — спросила продавщица, выкладывая манто на прилавок. — Вот, пожалуйста, — она подула на мех.
Матрона кинула сигареты в сумочку, поднялась и подошла к прилавку. Раскрытая сумочка осталась на стуле.
— Ну что, нравится тебе, Берта? — спросила матрона дочь.
Та, повернувшись спиной к малышу, подошла
Долорес подвинула кронштейн с меховыми пальто, чтоб загородиться от дам, воровато огляделась, затем, сдвинув брови и сделав страшное лицо, двинулась на малыша. Тот, раскрыв рот, взвизгнул от страха и кинулся к матери, зарылся лицом ей в юбку.
Воспользовавшись тем, что внимание женщин было отвлечено ребенком, Долорес с невозмутимым спокойствием — эх, жаль, не было рядом Эсси! — взяла из открытой сумочки бумажник и направилась в дамский туалет. Она вошла в кабинку, закрыв за собой дверь, и дрожащими руками развернула бумажник. Вытащила деньги, сунула в карман, запихнула бумажник поглубже в корзинку для мусора, потом поспешила вон из универмага.
Придя домой и закрыв за собой дверь, Долорес пересчитала деньги.
Боже! Почти шестьсот долларов! Спасены. Ах, если б можно было Андре рассказать… С эдакими деньгами до лета дотянем. Ну а летом, может, подыщет денежную работу…
Если б только не это… У-ух! Увидала того чертенка в магазине, сразу в голову ударило… Глупости, чего зря себя травить. Завтра непременно к врачу запишусь.
Голос регистраторши в трубке звучал холодно, устало:
— Я вас слушаю, миссис Макгрегор… Так… так… Когда у вас в последний раз были месячные?
— Когда?.. Я… я посмотрю…
— Будьте добры. Я подожду.
Долорес вновь взяла трубку, проговорила, натянуто смеясь, скрывая смятение:
— Надо же! У меня почти неделю задержка. Нет, это ничего не значит… У меня… у меня… раньше тоже так было.
Но сама она понимала, что это значит. Поделиться с Андре своими опасениями Долорес не решалась. Ей предстояло провести целую неделю в напряженном, беспокойном ожидании приема. За это время они несколько раз схватывались с Андре по пустякам.
На прием к врачу Долорес явилась на час раньше назначенного. Она была так напугана, что ее больше не смущала даже процедура осмотра.
Когда все кончилось, врач взял Долорес за обе руки и произнес:
— Таблетки, дорогая, вам больше ни к чему. По крайней мере сейчас. Вы беременны, срок — шесть-семь недель.
Долорес мигом поднялась, села:
— Я? Да вы что? Этого не может быть!
— Что ж, мы, конечно, проверим по анализам, но у меня нет ни малейшего сомнения.
XXI
Андре вышел из института и направился домой. Лучи вечернего солнца ласково грели щеки. Потоки талой воды неслись вдоль обочин, стремительно стекая в водосток. Весна, подумал Андре, ей-богу, весна! Он вдохнул полной грудью, расстегнул куртку. И все-таки не настоящая. Городская. К чертям бы собачьим эти дома-коробки, все эти по линейке расчерченные дворы и площадки. Деревьев бы побольше. Да тут ничего и не растет, ни травинки под ногами.
А скоро ведь верба сережки развесит… Боже ты мой! Бывает, так в лес потянет, даже на губах лесной привкус. Интересно, как там сейчас мои старики? И от Синички давно нет вестей.
Надо бы Долли со стариками познакомить… только когда вот, не знаю. А вдруг… Да нет, глупости! Ведь знает же, что я метис. Подумаешь, отец ее, чем он лучше? Да и мать, если на то пошло?
С Торвальдом, с тем вообще не видимся. Долли к нему будто и не тянет. Кто их там, этих белых, разберет! Вот Симона, может, она где-нибудь тут в городе пристроилась?.. Пусть я к ней и не очень-то… все же повидаться б неплохо. Чудно, Долли про Торвальда будто и думать забыла.
Андре переложил тяжелые книги из руки в руку. Чертовы учебники! Как откроешь, так воротит… И будильник проклятый, не дает поспать вволю. Вставай, мол, на занятия пора! Прямо по нему и спать ложись и за стол садись! Слава богу, хоть с Долли без его указки обхожусь.
Андре вздохнул. Эх, если б не Габи… Во дает! Ох и смышленый, мерзавец! «Андре, — говорит, — сукин сын, давай поцелуемся!»
А Долли его терпеть не может. Ну уж нет!.. Без Габи прямо не знаю, что б я делал…
Андре отворил калитку во дворик миссис Сэвчек и двинулся по нерасчищенному снегу прямо к черному ходу. Над головой, хрипло о чем-то судача, пролетели две вороны.
Вон и вороны! Надо же! Весна пришла. Надо Долли вытащить. Пойдем гулять… куда глаза глядят. В парк, к реке… все равно куда.
Андре сбежал по ступенькам вниз, ворвался в комнату.
— Долли! А ну-ка…
Дверь спальни закрыта. Из-за двери доносились приглушенные рыдания. Андре открыл дверь, заглянул:
— Эй, Долли! Что такое?
Она не отвечала. Глаза после яркого солнечного света еще не освоились с полумраком, он с трудом различал силуэт Долорес: она лежала в позе отчаяния, уткнувшись лицом в подушку.
— Да что с тобой, Долли? — Андре присел на кровать, уставился на Долорес.
В чем дело, что с ней такое? Вот черт! Воет, как пес Вонючка, угодив хвостом в капкан. Не хватало, чтоб она, как мать или Симона, принялась кастрюльками бросаться, орать… Они-то хоть таких концертов не закатывают.
Он все еще был под впечатлением от недавней прогулки под весенним солнцем и, застав дома такую картину, едва сдерживал раздражение:
— Ну, Долли же! В чем дело…
Захлебываясь от рыданий, она бросилась к нему на шею, уткнулась носом в плечо.