Современная мадонна
Шрифт:
Роури улыбнулся, видя, как она смутилась.
— Отлично, ты уходишь! — прошептал он. — Спасенная младенцем. Итак… — в его глазах заплясали веселые искорки, — должен я оставить мои притязания на потом?
Энджел крепко сжала губы, не зная, как ей реагировать на такое явное поддразнивание. Она была рада видеть улыбку на его лице, но это было явно неподобающее поведение для человека, который недавно потерял единственного брата.
Вытащив из сумки бутылочку с молоком и держа ее перед собой, словно щит, она спросила:
— Ты не сходишь вниз разогреть,
— Лучше схожу я, чтобы не подвергать тебя опасности в лице разгневанного хозяина! — Роури взял из ее рук бутылочку. — Ради Бога, не смотри на меня так испуганно. Ты же знаешь, я не бессовестный соблазнитель, разбивающей сердца невинных жертв! Все приличия будут соблюдены. У тебя своя комната, у меня — своя.
Странно, что можно одновременно испытать и облегчение, и разочарование, виновато подумала про себя Энджел.
— А где будет спать Лоркан? — спросила она.
Последовала небольшая пауза, потом Роури бросил беглый взгляд на своего племянника.
— Сегодня он лучше останется со мной.
Энджел колебалась. Она подумала, приходилось ли Роури успокаивать малыша и темные часы перед рассветом, когда ночь кажется бесконечной.
— Он очень долго плакал, когда… когда?..
— Когда его мама погибла, ты это хочешь сказать? — Роури проглотил горький комок, который внезапно встал у него в горле, и покачал головой. — Не слишком долго. Врач «скорой помощи» сказал, что он выглядел ошеломленным и очень тихим, хотя, возможно, просто был в шоке…
Лоркан снова заплакал, Роури замолчал, и они улыбнулись, глядя друг на друга. Энджел ощутила невероятную власть его улыбки. Ее словно что-то ударило в сердце.
Лоркан закричал громче, она наклонилась, осторожно вынула его из колыбельки. Он был крошечный, как кукла, с маленькими ручками и ножками, с личиком, покрасневшим от крика.
— Чшш, — нежно шептала она, но ребенок не успокаивался. Энджел с мольбой взглянула на Роури. Она ужасно боялась, что Лоркан снова будет тыкаться в ее грудь в поисках молока.
— Я, пожалуй, пойду и подогрею наконец бутылочку, — сказал Роури.
Энджел было непривычно видеть, как такой большой, сильный мужчина, как Роури, становится рабом грудного младенца. Она, не отрываясь, смотрела на деверя, пока он выходил из комнаты, благо он не мог ее видеть. Девушка мучилась сознанием, что слишком задерживается взглядом на его плотно облегающих черных джинсах, и в то же время не имеет сил отвести глаза.
А ведь она совсем не была сексуально озабоченной женщиной. После бегства Чада ей вообще казалось, что женщина в ней умерла либо вообще не существовала. Но Роури заставлял ее вести себя совсем не так, как обычно. Или дело было в ситуации, в которой они оказались?
Неужели Роури пробудил в ней чувства, которые она считала умершими? Или трагическая смерть мужа так повлияла на нее, несмотря на то что ее брак давно распался? Говорят, люди сильнее чувствуют жизнь, когда кто-то умирает, словно смерть особенно остро заставляет желать испытать всю полноту жизни, пока еще не стало слишком поздно.
Какая ирония
Лоркан пронзительно вопил, Энджел качала его, крепко прижимая к себе и что-то напевая ему, но он был слишком голоден, чтобы сейчас его можно было успокоить подобным образом. Он хотел есть, причем немедленно. Когда Роури вернулся с теплой бутылочкой, она схватилась за нее, как утопающий за соломинку.
В комнате было очень мирно и очень тихо, слышно было только, как причмокивает малютка и как потрескивает огонь в камине. Энджел взглянула на Роури. Огонь бросал золотистые и красноватые блики на его лицо, тени скользили, придавая особую выразительность плавным линиям скул, очертаниям сильного, гордого подбородка. Его глаза казались непроницаемыми, и она невольно задумалась о том, что же происходило в его голове в этот момент?
Его лицо утратило свое непоколебимое выражение, и от этого Роури казался более доступным. Даже для поцелуя. Смутившись и ругая себя за столь неуместные мысли, Энджел отняла бутылочку и начала нежно массировать спинку ребенка. Он срыгнул у нее на руках, и Энджел улыбнулась, довольная.
— О, ты умный, умный мальчик! — проворковала она, и Роури взглянул на нее с полным пониманием.
— Странно, — задумчиво сказал он, — что такая мелочь может приносить глубочайшее удовлетворение.
— Может быть, для юриста это и странно, — улыбнулась Энджел, — но я-то была няней и давно знаю об этом.
Он с уважением наблюдал за ней, пока она возилась с ребенком. Его восхищение нарастало. Он чувствовал себя виноватым, сознавая, что большую часть своей жизни судил о женщинах по их умению делать карьеру и по их внешности. Впервые в жизни он ощутил, какой полнотой жизни веет от женщины, абсолютно спокойной в своей женственности, когда она убаюкивает малыша. Сама эта безмятежность показалась ему очень сексуальной.
Энджел почувствовала его взгляд и встрепенулась.
— Который час? — спросила она.
— Скоро шесть, — лениво ответил Роури. Ему было хорошо и удобно и не хотелось двигаться. — А что?
Энджел состроила гримаску.
— Если шеф-повар похож на Алана Больера, мне не хотелось бы опаздывать к обеду.
Он неохотно поднялся со стула возле камина, подошел к ней и остановился чуть сзади. Энджел почувствовала себя внезапно совершенно беззащитной. Когда он протянул руки, она не сразу поняла, что он всего лишь хочет взять у нее ребенка.
— Давай я искупаю его, пока ты переоденешься к обеду? — предложил он, когда Энджел передала ему Лоркана.
Энджел посмотрела на свое платье, черное платье, которое она надела сегодня утром. Казалось, это было целую вечность назад.
— Переоденусь?
— Ну, да. — Он не мог сдержаться. Его взгляд медленно скользнул по изгибам ее грациозного тела. — Если, конечно, ты не собираешься идти вниз в этом нелепом наряде.
— Ты хочешь сказать, это было бы лицемерием с моей стороны, — спросила она, — носить черное?