Современная новелла Китая
Шрифт:
Она ехала до Уханя, чтобы там пересесть на пекинский поезд, решила поступать в университет на факультет китайского языка. Такие, как она, редко встречаются. Еще учась в школе первой ступени, она считалась самой лучшей ученицей во всей округе. И очень этим гордилась. Еще бы не гордиться! «Ты не пробовал поступать в вуз?» — спросила она. «Я?» Я вытер тряпкой испачканные маслом руки, невесело усмехнулся, покачал головой, скомкал тряпку и выбросил в реку. «Мужчина, и такой трус?» — Она лукаво на меня посмотрела. Прищурившись, я в тон ей ответил: «Да, трус. Ну и что?» Она захохотала: «Умереть можно! В самом деле или только притворяешься? В самом деле? Прыгни-ка в реку! А я ничего не боюсь. Не боюсь и не верю в судьбу! У мамы —
Не знаю, довелось ли тебе в молодости пережить нечто подобное: допустим, ты случайно познакомился с девушкой и вдруг понял, что до конца жизни тебе не забыть ни ее глаз, ни ее легкой улыбки. Именно так она и вошла в мое сердце, заполнила его до краев. Постарайся меня понять. То, что осталось у меня в душе, — это не просто теплые, приятные воспоминания, нет. После нашего с ней разговора я не находил в себе мужества вновь подойти к ней. Лишь высунув голову из машинного отделения, издали смотрел на ее силуэт в предзакатных лучах уходящего солнца, когда она читала под жалобные крики обезьян: сидит, положив ноги на перила, откинув голову на спинку стула, и не шелохнется. А внизу несет свои воды река. Проплывают мимо зеленые горы… Я ничего больше не узнал об ее жизни. Возможно, в детстве им с матерью немало пришлось пережить. Но сейчас она была так довольна собой, так горда! А я… целых пять лет словно отбывал наказание, до сих пор проклинаю то время, когда считался знатоком китайской и европейской кухни. Больше мне нечем гордиться.
С этого дня я самому себе объявил войну. Предстояла борьба не на жизнь, а на смерть, долгая и трудная учеба. Я ушел в нее с головой, не давая себе поблажек. Вставал с петухами, приносил клятвы небу…
Приносить клятвы — легко, и если бы не она, все мои планы пошли бы прахом, как уже не однажды бывало. Но в этот раз я победил. Мне помог ее образ, все время стоявший перед глазами, развевавшийся платок с фениксами, ее голос, звучавший в ушах. Еще тогда я дал себе клятву, только не смейся, непременно держать экзамены в университет на факультет китайского языка, чтобы увидеть ее… Так я и стал заниматься литературой. Хотя и раньше ее любил. Но главной причиной была она. Да, многое в жизни зависит от случайностей. Забавно, я тогда даже имени ее не знал! Постепенно ко мне стали возвращаться способности, твердость, энтузиазм. Прежние, давно забытые понятия: упорная учеба, твердость, труд; природа, общество, человек — все это наполняло меня сверхъестественной силой, и уже не нужно было, чтобы ее образ стоял перед глазами и подхлестывал меня. Но он меня по-прежнему не покидал: образ девушки, которая бросила мне, тонущему в трясине, веревку, — она, наверно, этого и предположить не могла. А из глубины сердца прорастало настоящее чувство. Может, это и называется любовью? Как бы то ни было, я мечтал, что однажды смогу с гордостью предстать перед ней и, глядя в ее изумленные глаза, сказать: «Все это благодаря тебе!»
Бум-бум! — вереница тяжело груженных машин с грохотом ворвалась на дорогу, нарушив тишину скверика. В грузовиках гремели, звенели стальные трубы, балки, проволока, рев моторов сотрясал ночной воздух. Проклятье! Когда наконец снова наступила тишина, голоса Цинь Цзяна уже не было слышно.
Да и лица его я не видел из-за густой темной тени деревьев, лишь плотно сжатые губы и холодный блеск глаз.
Я понял, что разбередил его сердечную рану, и со вздохом сказал:
— Понимаю. Ты полюбил ее. А когда встретил в университете, она уже…
Он промолчал.
— Эхе-хе,
Он покачал головой.
— Ты не понял.
— Не понял?
— Ничего такого не было. С этим я еще примирился бы. Все гораздо сложнее.
— А что же случилось?
— Вряд ли еще когда-нибудь увижу ее, девушку, с которой встретился на пароходе «Красная звезда».
— Рак?! — вскрикнул я.
Он вздрогнул и мотнул головой. В уголках губ появилась горькая усмешка.
III
— Поступив в университет, я сразу же начал искать ее. Имени я не знал, а расспрашивать стеснялся. Я не пропускал ни одной проходившей мимо студентки. Я не мог ее не узнать. Эти два года она жила в моих мечтах, в моем сердце.
Мы с Цинь Цзяном возвращались в гостиницу. Наши тени на тротуаре, освещенном фонарями, то вырастали до огромных размеров, то становились совсем маленькими. Его голос оставался спокойным, казалось, каждое слово медленно вытекает из самой глубины сердца.
— Ну вы все-таки встретились?
— Почти через месяц. На факультетском вечере в честь тридцать первой годовщины национального праздника. Сначала был концерт, а потом все разделились на группы, били в барабаны, дарили друг другу цветы. Торжественный барабанный бой трогал до глубины души; получив букетик бумажных цветов, каждый, будто его ударяло током, тут же передавал цветы следующему. В зале слышался радостный гомон и смех.
Я знал, что она где-то здесь, среди множества людей, и испытывал необычайный духовный подъем. Ведь в любой момент я мог увидеть ее.
Так оно и случилось. В одной из групп, совсем рядом, раздался шум. Барабан умолк, и из толпы выпорхнула девушка. Это была она! Я сразу ее узнал! Она! Хотя вместо синего комбинезона на ней был костюм из серебристо-серого шелка европейского покроя, все строго и со вкусом. Волосы не заплетены в косы, а распущены и отброшены назад. Она стала еще очаровательней. Не удивительно, что в толпе я не сразу ее узнал. Держится все так же уверенно и непринужденно, не болтает о чем попало с развязными однокурсницами. Все те же пухлые губы, уголки чуть приподняты; она вышла на середину круга, вытащила фант и прочла; за две минуты ей надо было отгадать загадку. Она не отгадала, за что полагался штраф, и пошла к пестрой бамбуковой корзине «искать будущего супруга».
Все снова радостно загалдели. Не знаю, кем была придумана эта игра, ее поторапливали. Неважно, что было написано на бумажке, вытащенной из корзины, — «чжуншаньский волк»[70] или же «У Далан»[71], но проштрафившиеся должны были назвать вслух «будущего супруга». Шутка есть шутка. Но она, закусив губу, блестя глазами, опустила руку в корзину. Забавно, право! Она и понятия не имела, что я еще больше волнуюсь. Сердце подсказывало, что записка, которую она вытащит, каким-то непостижимым образом связана со мной, — и все происходит именно в тот момент, когда я наконец увидел ее.
Итак, она вытянула бумажку. Развернула, стала читать. Сердце у меня бешено заколотилось. Что в записке? Она вспыхнула, встала на цыпочки, словно собралась танцевать. Захлопала в ладоши и воскликнула: «Ой! Как здорово!» Все засмеялись. Стали кричать: «Читай вслух! Что ты так радуешься? Наверняка что-нибудь очень подходящее!» Она залилась краской, топнула ногой: «Да я не в этом смысле! Совсем не в этом смысле!» Все так и прыснули. Кто-то выхватил у нее бумажку. «Красивая внешность, прекрасные манеры, молод, энергичен, блестящие перспективы». Парень, читавший записку, подошел к ней с серьезным видом и, протянув руку, принес «искренние поздравления». Но она отвела правую руку за спину, что снова вызвало дружный хохот…