Современная новелла Китая
Шрифт:
И правда, стало намного лучше. Чэнь Синь перевел дух. И хотя было все так же тесно: грудь к груди, спина к спине, можно было хоть как-то держаться на ногах. Повернув голову, он увидел: все, точно сговорившись, качнулись влево, впритирку прильнув друг к другу. Такой способ размещения и в самом деле позволял увеличить вместимость автобуса до предела. Он вспомнил, какая страшная давка была всегда в автобусах в том захолустном городке, где он жил: тамошние жители действовали без научного расчета — в результате теснота и давка становились нестерпимыми, хотя людей в автобусе было не так уж и много. А вот
— Следующая остановка — Средняя Тибетская улица, прошу всех, кто выходит, приготовиться! — раздался в репродукторе голос кондукторши. Она сказала это дважды — на путунхуа [11] и на шанхайском диалекте. Эти кондукторши, надменные и холодные, манерой держаться напоминали цариц — однако работали при этом четко, что, объективно говоря, было на пользу пассажирам. И Чэнь Синь невольно вспомнил автобусы и кондукторов городка, где он жил. Автобусы были словно из-под бомбежки — сплошь обшарпанные и пыльные, то и дело отправлялись, не дожидаясь, пока закроются двери. У кондукторов не было ни желания служить народу, как это принято говорить, ни элементарной трудовой дисциплины: остановок они не объявляли, и пассажиры вечно застревали в дверях автобуса. А здесь, в Шанхае, все было четко отлажено — в такой обстановке, хочешь не хочешь, сам станешь подтянутым.
11
Путунхуа — общекитайский разговорный язык, основанный на пекинском диалекте.
Когда они сошли, брат повел его через улицу, где вовсю шумел и бурлил свободный рынок: там торговали овощами и рыбой, курами и утками, шерстяными рубашками и домашними тапочками, кожаными сумками и заколками для волос; предлагали свой товар торговцы пельменями и жареными пампушками; а еще торговали бумажными фонарями и глиняными куклами — над ними красовалась вывеска с надписью «Народные промыслы». Чэнь Синь невольно усмехнулся: вот уж никак он не думал, что в таком огромном городе, как Шанхай, могут быть подобные толкучки. А эта явно готова была поспорить с самой Наньцзинлу [12] , со всем ее современным великолепием!
12
Наньцзинлу — главная торговая улица в Шанхае.
— Теперь в Шанхае полно таких мест, — пояснил брат. — Власти даже призывают молодежь, которая ждет работы, чтобы сама искала выход из положения!
Услыхав о молодежи, ожидающей работы, Чэнь Синь нахмурился. И, чуть помедлив, спросил:
— Асань, а как твои дела? Ведь ты опять срезался на экзаменах.
Брат опустил голову.
— Сам не знаю, как быть. Видать, не способен я к учебе.
— А в будущем году собираешься сдавать?
— Опять, наверное, провалюсь, — промямлил брат после долгого молчания.
— И ты так спокойно к этому относишься? — сказал Чэнь Синь, закипая.
Брат рассмеялся:
— Ну не дается мне учение, не гожусь я для этого!
— Я и Афан хотели учиться, — но не было возможности. У тебя есть возможность, — но ты не учишься. Ведь ты у нас единственный в семье, кто мог бы поступить в вуз, только настойчивости тебе не хватает.
Брат промолчал.
— Что же ты теперь собираешься делать?
Асань усмехнулся и ничего не сказал. Тут Чэнь Синя кто-то окликнул. Обернувшись, он увидел женщину лет тридцати с небольшим, она держала за руку миловидного белолицего мальчика. Модное платье, завивка, — он никак не мог припомнить, кто бы это мог быть.
— Не узнал? Неужели я так постарела?
— Юань Сяосинь? Ты? А ведь и вправду не узнал. Только не оттого, что постарела, оттого, что еще лучше стала, — сказал Чэнь Синь, улыбнувшись.
— Хорош! — рассмеялась Юань Сяосинь. — Два года бок о бок на одном коллективном дворе проработали, а теперь не узнаешь? Да ты, я гляжу, успел забыть свое прошлое.
— Ну что ты! Просто никак не думал встретить тебя здесь. Ведь ты уехала с первой партией завербованных? И до сих пор все еще в Хуайбэе, на шахте?
— Нет, в прошлом году вернулась.
— Как же тебе это удалось?
— Долго рассказывать. Ну а ты?
— Тоже вернулся, только вчера приехал.
— Вот как… — Голос ее был спокоен. — Чжан Синьху и Фан тоже вернулись.
— Вот здорово! — обрадовался Чэнь Синь. — Значит, больше половины наших вернулось? Надо бы найти время и собраться всем вместе. Ведь как-никак — выстояли!
Она ничего не ответила, только чуть усмехнулась, и возле глаз собрались тоненькие морщинки.
— Дядя, — вдруг сказал мальчик, — а у тебя уже волосы седые — как у моего дедушки.
Чэнь Синь засмеялся и, наклонившись, взял мальчика за руку.
— Сын?
— Да, только не мой, а моей младшей сестры, — поспешно пояснила Юань Сяосинь и покраснела. — Я ведь еще не замужем. Потому и смогла вернуться.
— Вот как! — Чэнь Синь слегка удивился: он знал, что она из того же выпуска, что и Афан, стало быть, ей теперь года тридцать три — тридцать четыре. — Почему же, когда вернулась, не занялась этим всерьез?
— Как тебе сказать? Одного желания мало. Все дело случая.
Чэнь Синь замолчал. А Юань Сяосинь, поглаживая шелковистые волосы малыша, тихо произнесла:
— Иногда мне кажется, что я заплатила за Шанхай слишком дорогой ценой…
— Ну, зачем так говорить? Ведь это же просто замечательно, что тебе удалось вернуться, — возразил Чэнь Синь, пытаясь ее утешить.
— Тетя, мы в кино опоздаем! — громко напомнил малыш.
— Ну, мы пошли. — Она улыбнулась. — Извини, настроение тебе испортила. Но ты не то что я, ты — мужчина, и еще молодой, все впереди… найдешь свое счастье.
Чэнь Синь смотрел ей вслед, пока она не исчезла в толпе. Сердце его невольно сжалось.
— Ну прямо дохлый краб! — вдруг раздался чей-то голос у самого его уха: это был Асань.
— Какой еще дохлый краб? — удивился Чэнь Синь.
— Уже за тридцать небось, а дружка не нашла, — пояснил брат. — Конечно же, дохлый краб!
— Не в том дело, что не нашла, — просто у нее свои понятия. Слышал, как она сказала: это дело случая, а не желания. Понимаешь?
Неизвестно, понял Асань или нет, только он недоверчиво хмыкнул: