Современная новелла Китая

Коллектив авторов

— Послушай, — сказала она невестке, — это дело Асиня, пусть сам решает.

— Конечно, конечно, — снова поддакнул Афан.

— Ну, ладно, хватит об этом, — Чэнь Синю стало невмоготу. — А ты, мама, больше не хлопочи. Я сам поищу. Если повезет, найду себе хорошую жену. А не повезет — черт с ним, холостяком проживу.

И побежал в пристройку — спать.

Во сне ему улыбались чьи-то глаза — черные и серповидные, похожие на народившийся месяц, улыбались так нежно и ласково… Он проснулся и увидел в маленькое квадратное окошко висевший прямо напротив лунный серп…

Где они теперь — эти

серповидные глаза? И кто же она, их хозяйка? В городке, где он жил, он каждое утро, возвращаясь из столовой, видел велосипед, что проносился через их школьный сад, от задних ворот к передним, и ее — такую тоненькую и хрупкую на старомодном, громоздком сиденье… И каждый раз она оглядывалась на него, а ее глаза, ее глаза… Он был уверен: спроси он у нее «куда ты едешь?» — она бы ответила. Но он так ни разу и не спросил, а потому так и не узнал, откуда она ехала и куда. Он знал только, что через их школьный сад постоянно ездили, и туда, и обратно, чтобы срезать большой крюк и быстрей добраться до цели. А целей этих было много: за одними воротами — больница, Дом культуры, Дом политпросвещения, машиностроительный завод; за другими — большой универмаг, стадион, текстильная фабрика. И она сотни, тысячи раз проезжала мимо, а он так и не остановил ее, хотя чувствовал, что она ему нравится: когда он ее видел, на душе становилось радостно… Но все его помыслы были устремлены к одной цели — Шанхаю. И вот теперь он вернулся в Шанхай, а она так и проехала мимо, проехала, чтоб никогда уже не возвратиться. И только в памяти остался прекрасный образ. Разумеется, он не жалел об этом — на весах его сердца никакая девушка не смогла бы перевесить Шанхай! И все же было немного грустно.

Он вспомнил школу с ее большущим садом — такого школьного сада даже в Шанхае не найдешь! И какая там была аллея — с целой рощей вокруг. А перед дверью дома, где он жил, — колодец, летом он опускал туда арбузы, чтоб были свежими и прохладными… А еще один его ученик так был ему предан, всегда угощал разными домашними лакомствами. Но он, уезжая, никого не хотел видеть, хотел разом все оборвать — и уехал не простившись. Да, он не забыл эти места. Конечно, несколько печатей на документах могли бы бесследно вычеркнуть этот раздел из его биографии. Но так как это все же была его биография, должно же было что-то от нее и остаться — хотя бы отдельные воспоминания…

5

В то утро Афан вдруг предложил маме разделиться.

— Так… таким образом… чтобы и продукты поделить пополам… ну, яйца там… — разъяснял он маме, — ну, и остальные все вещи… тоже поделить…

Мама ничего не сказала в ответ, только смотрела на него не отрываясь, а он прятал глаза…

Чэнь Синю предложение брата показалось разумным. Он только не понимал, чего это Афан так мямлит и запинается, словно стыдится чего-то.

И произнес, улыбаясь:

— Вот и отлично. Хорошо, что додумались.

От этой его шутки Афан вдруг почему-то покраснел и вышел из комнаты. А мама за все время так и не сказала ни слова, только не сводила с него глаз…

Чэнь Синь отправился на работу. В конце переулка его нагнал Асань и, понизив голос, таинственно сказал:

— Ну как, сообразил, почему Афан затеял этот раздел?

— Из-за яиц, кажется…

— Из-за

каких еще яиц! Из-за квартиры!

— Из-за квартиры? — опешил Чэнь Синь. И даже остановился.

— Из-за квартиры, — веско заявил Асань. — После раздела двадцатидвухметровая гостиная отойдет к ним. Это, конечно, невестка все придумала.

— Ну что ж, к ним так к ним! — И Чэнь Синь зашагал опять. — А ты, чертенок, все никак не займешься чем-то серьезным, зато в таких вот делах настоящий спец!

Весь этот день Чэнь Синю было как-то не по себе, то и дело приходили на ум слова Афана о разделе. Он смутно чувствовал, что за этим что-то кроется. А в ушах звучали слова Асаня о квартире. Он вспомнил, что невестка, заводя речь о женитьбе, всякий раз упоминала и о квартире. Неужели это и вправду что-то могло означать? «Нет, не могло», — едва не вырвалось у него, так что он даже испугался. И тут же ему стало смешно.

Вернувшись после работы, он услыхал, как мама говорила Афану:

— Не очень-то удобно производить этот раздел. Ведь почти половина квартиры принадлежит Асиню. Он десять лет в дальних краях мыкался, и если теперь женится, вы должны уступить ему полкомнаты, ведь так?

Афан молчал, и мама опять спросила:

— Ведь так?

И лишь тогда он нехотя поддакнул:

— Так, так!

В этот момент в комнату вошла невестка с чашкой и поставила ее на стол. Случайно так вышло или нет, только чашка громко звякнула…

За ужином Афан и невестка были мрачнее тучи. А мама, словно чувствуя себя виноватой, усердно подкладывала им в чашки кусок за куском. Асань то и дело посылал Чэнь Синю многозначительные взгляды, словно желая сказать: «Смотри, смотри!» А тот с отвращением отворачивался, опускал голову и старался ни на кого не смотреть. Атмосфера за столом была гнетущая — к счастью, ее хоть как-то оживлял малыш: он без конца вертелся на своей табуретке, то вставал, то садился, требовал то того, то другого. Вот он уронил ложку и полез в чашку с едой прямо руками. Бабушка, желая навести порядок, схватила его за ручонку и трижды шлепнула по ладошке, Асань, скорчив злорадную рожу, расхохотался:

— Вот здорово!

— И ни капельки не больно! — гордо заявил малыш. Все рассмеялись, но невестка рывком стащила его с табуретки и принялась отчитывать:

— Бессовестный, совсем себя вести не умеешь! Тебя только из вежливости отсюда не гонят, так что нечего радоваться!

Смех оборвался, и лица у всех окаменели… Только Асань, словно желая сгладить неловкость, сказал тихонько:

— Здорово!

Мама нахмурилась:

— Что ты хочешь этим сказать?

— Ничего не хочу сказать, — ответила невестка.

— Ну, тогда я скажу. Ты злишься из-за квартиры.

— Вовсе я не злюсь из-за квартиры! Есть квартира или нет — мне лично все равно. А вот когда сын вырастет и у него квартиры не будет, он жену не сможет в дом привести.

— Незачем мне такое говорить! Может, я и плохая свекровь, да только сердце-то у меня болит за детей. И ко всем троим сыновьям я отношусь одинаково: что ладонь, что тыльная сторона — а все родная плоть. И когда Асинь уехал, его полкомнаты Афану остались. Нельзя же быть такими неблагодарными, — сказала мама и заплакала.