Современная русская литература - 1950-1990-е годы (Том 2, 1968-1990)

Лейдерман Н Л

*368 Интересно, что эти вечные скандалы между разными поколениями из-за еды по-своему тоже оправданы "памятью" идиллического жанра: "Еда и питье носят в идиллии или общественный характер (походы Анны Андриановны с внуком Тимой по гостям в надежде на даровое угощение, поездка с выступлением в пионерлагерь - с той же целью.
– Авт. ), или - чаще всего семейный характер: за едой сходятся поколения, возрасты. Типично для идиллии соседство еды и детей" (разрядка автора - Бахтин М. М. Вопросы литературы и эстетики.
– М. , 1975.
– С. 267).

*369 Там же.
– С. 266.

*370 В качестве иллюстрации приведем мнение известного канадского слависта Нормана Н. Шнейдмана: "Сегодня Маканин - один из немногих русских писателей, кому удалось за пределами брежневской эры сохранить уровень художественности

своей прозы. Путем создания экзистенциального мифа Маканин в своих недавних произведениях сформулировал новую концепцию реальности, причем не застывшую, а подвижную и текучую. Он создает сюжеты, впечатляющие своей философской значительностью, которые обновляют без тривиализации обсуждаемые им темы" (Shneidman N. N. Russian Literature, 1988 - 1994: The End of an Era.
– Toronto; Buffalo; London, 1995.
– P. 86).

*371 Агеев А. Истина и свобода. Владимир Маканин: Взгляд из 1990 года // Лит. обозрение.
– 1990.
– No 9.
– С. 25-33.

*372 Роднянская И. Б. Незнакомые знакомцы // Художник в поисках истины.
– М. , 1989.
– С. 108 - 145.

*373 Аннинский Л. Структура лабиринта: Владимир Маканин и литература "серединного человека" // Локти и крылья.
– М. , 1989.

*374 Этот рассказ, опубликованный в "Новом мире" (1995.
– No 4), вызвал в критике противоречивую реакцию. С одной стороны, в нем увидели отражение Первой Чеченской войны (начавшейся в декабре 1994 года), хотя Маканин писал рассказ до начала собственно военных действий. С другой стороны, обозреватель "Литературной газеты" Павел Басинский осудил Маканина за "игру в классики на чужой крови" (так называлась его статья в "Лит. газете" (1995.
– 7 июля.
– No 22). Особенное раздражение у оппонентов Маканина вызвало гомосексуальное влечение русского солдата Рубахина к "кавказскому пленному". Так, Олег Павлов видит "громаду неправды" в маканинском изображении кавказского юноши: "Женоподобие презирается у горцев и даже карается. И того юноши женоподобного, которого Маканин пишет как воина, никак и никогда не могло в боевом отряде горцев существовать, да еще с оружием в руках. Горцы, с их почти обожествлением мужественности и силы, такого бы юношу, возьми он в руки, как и они, оружие, брось он на них хоть один самый безвинный взгляд, удушили бы первее, чем тот русский солдат" (Знамя.
– 1996.
– No 1.
– С. 209). Бесполезно спорить с наивной логикой "а в жизни так не бывает". Парадоксально, что, взывая к гуманизму русской классики, критики Маканина обнаружили собственную нетерпимость, вряд ли совместимую с гуманизмом. Возможно, впрочем, что Маканин сам спровоцировал эту реакцию той смелостью, с которой он соединил интертекстуальные отсылки к русской классике (Пушкин, Толстой, Лермонтов, Достоевский) с приметами новой постмодернистской культуры, для которой в высшей степени характерно внимание к социально маргинализованным группам и феноменам.

*375 Роман вызвал широкий резонанс в критике. См. , например: Немзер А. Когда? Где? Кто? О романе Владимира Маканина: Опыт краткого путеводителя // Новый мир.
– 1998.
– No 10; Архангельский А. Где сходились концы с концами // Дружба народов.
– 1998.
– No 7; Золотоносов М. Интеллигент-убийца // Московские новости.
– 1998.
– No 25.

*376 Показательно, что рядом с романом Маканина напечатана повесть Людмилы Петрушевской "Маленькая Грозная" (Знамя.
– 1998.
– No 2), в которой разрабатывается та же метафора - главная героиня борется за свою жилплощадь, за свое пространство, как за единственную реализацию своей свободы, неся страдание и смерть своим же детям.

*377 На пресс-конференции, посвященной выходу романа, Маканин еще более явно определил андеграунд как экзистенциальное подсознание общества: "Есть андеграунд социальный, готовый стать истеблишментом, как только сменится власть. Это, в сущности, была форма оппозиции режиму, когда каждый умный человек понимал, что гораздо выгоднее быть в подполье, нежели при власти.

Совсем другое дело андеграунд экзистенциальный, подсознанье общества, отражающее его внутренние процессы: он биологичен по природе и никогда не выйдет наверх, подсознанье не может стать сознанием. Как говорит мой герой, это Божье сопровождение любого действия, любых реалий, нечто, всегда

дающее почувствовать тем, кто нами управляет, что они не есть последняя инстанция. Если поискать модель андеграунда в прошлом - это были юродивые, чьи проговорки сознания позволяли что-то услышать, какие-то вещи понять" (Цит. по: Мартыненко О. Выход из подполья: Первая пресс-конференция Владимира Маканина // Московские новости.
– 1998.
– No 21 (31 мая - 7 июня).
– С. 30).

*378 Все цитаты из Бродского приводятся по изданию: Бродский И. А. Сочинения: В 4 т.
– СПб. , 1992-1994.

*379 Полухина В. Грамматика метафоры и художественный смысл // Поэтика Бродского / Под ред. Л. В. Лосева.
– Tenafly, 1986.
– С. 64.

*380 См. : Винокурова И. Иосиф Бродский и русская поэтическая традиция // Иосиф Бродский: Творчество, личность, судьба.
– СПб. , 1998.
– С. 124 128.

*381 Высказывания Деррида об отношении между автором и языком подчас очень близки к тому, о чем говорит Бродский. В книге "Writing and Difference" Деррида пишет: "Слова выбирают поэта. <...> Искусство писателя состоит в том, чтобы мало-помалу выполнять волю и интерес слов. . . так, постепенно книга окончит меня" (Chicago, 1978.
– Р. 65). Современный исследователь так комментирует эту концепцию Деррида: "Свобода письма двусмысленна, так как соединяет в себе дар богоизбранности с богооставленностью, это награда пустотой, изгнанием, одиночеством, избранничеством" (Черняева Н. А. Поэтика подвластности письму // Русская литература XX века: Направления и течения.
– Екатеринбург, 1995.
– Вып. 2.
– С. 34). Как мы увидим ниже, комбинация именно этих еоставляющих характерна и для художественной философии Бродского.

*382 Бродский глазами современников.
– СПб. , 1998.
– С. 63 - 64. С утверждением Я. Гордина перекликается; Глушко А. Лингводицея Иосифа Бродского // Иосиф Бродский: Творчество, личность, судьба.
– С. 143, 144.

*383 Иосиф Бродский: Творчество, личность, судьба.
– С. 268.

*384 Там же.
– С. 223.

*385 Там же.
– С. 57.

*386 Иосиф Бродский: Творчество, личность, судьба.
– С. 131. Более подробно аналогичный подход к вопросу о соотношениях между эстетикой Бродского и традицией барокко развернут в книге: MacFayden David. Joseph Brodsky and the Baroque.
– Montreal and Kingston, London, Ithaca: McGill Queen s University Press, 1998. Автор этой книги также рассматривает экзистенциализм Кьеркегора и Шестова как соединительное звено между Бродским и трагической метафизикой барокко.

*387 Bornhofen P. L. Cosmography and Chaography. Baroque to Neobaroque. A Study of Poetics and Cultural Logic.
– A Diss . . . Univ. of Wisconsin - Madison, 1995.
– P. 80.

*388 Maravall Jose Antonio. Culture of the Baroque. Analysis of a Historical Structure / Transl. by Terry Cochran.
– Minneapolis: Univ. of Minesota Press, 1986.
– Vol. 25. Theory and History of Literature.
– P. 158.

*389 Bornhofen P. L.
– Ор. cit.
– Р. 80.

*390 Bethea David M. Joseph Brodsky and the Creation of Exile. Princeton, 1994.
– P. 93.

*391 Эпштейн M. Н. Демоническое, апофатическое и секулярное в русской культуре: Переход от двоичной модели к троичной // Доклад на Вторых Чтениях по русской культуре (Лас Вегас, 1997).
– Звезда.
– 1999.
– No 1. Близкая концепция развивается в работах А. Уланова и M. Павлова. См. : Уланов А. Опыт одиночества: Бродский // Бродский: Творчество, личность, судьба.
– С. 108 - 112; Павлов М. Поэтика потерь и исчезновений // Там же.
– С. 16 - 21.

*392 Бродский глазами современников.
– С. 62.

*393 По поводу этой строчки М. Эпштейн замечает: "Поэзия Бродского это как бы платонизм наизнанку, его мир состоит из минус-идей, отрицательных сущностей. Его город создается из людей, забывших Бродского, - некая идеальная общность, основанная на минусовом признаке". (Эпштейн М. Демоническое, апофатическое и секулярное в русской культуре: Переход от двоичной модели к троичной.
– С. 42).

*394 Подробный анализ этого стихотворения в контексте творчества Бродского см в статье Polukhma Valentina "I, Instead of a Wild Beast Entered the Cage" // Joseph Brodsky. The Art of a Poem - London, New York, 1999.
– P. 68-91.