Современная японская новелла 1945–1978
Шрифт:
— Ну вот и я!
— Прошу вас! Мы очень ждали.
Стянув повязку с головы, Сино теребила ее в руках. За одну ночь ее глаза ввалились, губы пересохли и побелели:
— Как хорошо, что вы успели!
— Боялся опоздать.
Я направился к храму. Сино стояла в нерешительности, закусив губу. Храм, видимо, давно перестал быть действующим, и из утвари ничего не осталось. Только у входа висел обрывок выцветшего шнурка от колокольчика. Я хотел было войти под веранду, откуда только что появилась Сино, но
— Там мастерская брата. Сюда, пожалуйста.
Опустив голову, я поднялся по ступенькам. За дверью в полумраке светила единственная, желтая, как персимон, лампа. Комната делилась на две половины. Во второй — пол был на ступеньку выше, чем в первой. Там валялись в беспорядке деревянные ящики разной величины, в которых хранилась, видимо, храмовая утварь. В первой половине пол был застлан потрепанными татами. Возле старинного черного комода на тонком футоне лежал отец Сино. У изголовья стояли на коленях брат, сестра лет пятнадцати и Тами.
— Отец! Он приехал! Приехал! — тормошила его Сино.
Лицо отца настолько высохло, что стало маленьким, как у мумии. Даже не верилось, что это лицо взрослого человека. Сино теребила его за плечи, и голова с закрытыми глазами беспомощно перекатывалась из стороны в сторону. Сино трясла его изо всех сил, выкрикивая мое имя. Он только стонал. Ни говорить, ни открыть глаза он уже, верно, был не в силах.
— Отец, он же нарочно приехал! Ты не понимаешь? — чуть не плача, повторяла Сино и, как бы ища поддержки, оглядела своих.
И тут Тами, наклонившись к самому уху отца, закричала:
— Жених Сино приехал! Жених Сино!
Не успел затихнуть ее голос, как глаза отца приоткрылись. Улучив момент, Тами закричала еще раз:
— Жених Сино приехал! Мы здесь все около тебя собрались.
Освещенные красноватым светом лампы глаза отца медленно повернулись в мою сторону, как будто высвобождались из глазниц. Опершись руками о пол, я наклонился над ним и тихо произнес:
— Отец!
— А… это вы? А я — отец Сино, — сказал он, еле шевеля губами, но удивительно ясным голосом. Напрягаясь, он хотел приподнять голову, но я остановил его, придержав за сухие, как доски, плечи:
— Что вы! Лежите.
— Я — глупец. Не смог воспитать детей! Прошу вас, позаботьтесь хотя бы о Сино.
Не успел он проговорить, как впал в беспамятство.
— Отец, ты его видел? Видел? — всполошилась Сино. Она не могла смириться с мыслью, что отец умирает, так и не увидев меня, и в каком-то отчаянии тормошила его.
— Видел, — прохрипел он в полузабытьи, совсем уж другим голосом.
Но Сино не унималась:
— Ну как? Как он тебе показался?
— Хороший человек!
Веки отца тяжело сомкнулись. Он продолжал еще шевелить губами, но голоса не было слышно.
— Отец видел вас. Он говорит: «хороший человек».
Сино опустила
Через день его не стало. После смерти в храме поселились другие люди. Все разъехались кто куда. Брат поступил на фабрику по изготовлению щеток. Сестры перебрались к дальним родственникам. А Сино я увозил с собой.
На пятьдесят седьмой день после смерти отца мы последовали его совету — «женились по любви».
В канун Нового года мы с Сино отправились ночным поездом с вокзала Уэно. Когда мы подъехали к станции, шел мелкий снег. Платформа была открытой, снег серебряной пылью ложился на блестящие волосы Сино.
Мать, увидев нас, не могла скрыть радости. Ее морщинистое лицо расплылось в улыбке. Она еще издали протянула к нам руки, словно обнимая нас. Сино, нисколько не смущаясь, подошла к ней и поклонилась. Мать в ответ поклонилась еще ниже и начала нараспев, как принято в наших местах, произносить слова приветствия.
— Вот, радость-то какая! Приехали в такую даль, в наши снежные края.
Приветствуя нас, мать тем временем стряхивала снег с пальто Сино. Та немного смутилась, но не возражала.
— Зря ты в такую погоду пришла встречать! — упрекнул я мать, но она только руками всплеснула:
— Что ты такое говоришь! Сын привез невесту, а я не встречу. Вот! И машину заказала!
Машина с трудом двигалась по заснеженной дороге. Переехав кое-как через промерзшую реку, мы свернули направо и стали подниматься по такой узкой дороге, что встреться нам другая машина, мы бы не разъехались. Шофер даже усомнился:
— В такой снег вряд ли проедем.
Но мать сказала:
— Постарайся. Ведь ты невесту везешь.
— Невесту? Ну тогда другое дело. Если в первый день Нового года везешь невесту, это к счастью. В пути останавливаться нельзя — плохая примета. Надо ехать.
Возле дома, у обочины дороги, под одним зонтиком «Змеиный глаз» стояли рядом отец с сестрой. Шофер, дурачась, загудел им, и отец радостно замахал деревянной лопаткой для расчистки снега.
— Приехали! Наконец-то! — обрадовался старик.
Сестра обняла Сино и, прикрывая зонтом, проводила в дом.
— Со вчерашнего вечера идет снег, и конца не видно. Всю дорогу замело, — пожаловался отец.
— А может быть, к лучшему, — пошутил я.
Я оглядел отца. По сравнению с прошлым годом он заметно сдал и еще больше сгорбился. Увидев мое беспокойство, он засмеялся и стал уверять, что все в порядке.
— Говорю ему: побереги себя, а он не слушает, — пожаловалась мать.
Стемнело рано. Мы впятером уселись в чайной комнате возле жаровни и принялись за печенье. Отец, в который уж раз, просил меня рассказать все по порядку, и его любопытству не было конца. Включили свет.