Современная жрица Изиды
Шрифт:
Въ половин декабря состоялось ваше свиданіе у меня, въ моемъ присутствіи. Наканун этого дня дочь г-жи Желиховской, Надежда Владиміровна, выразила желаніе также присутствовать на этомъ свиданіи, о чемъ я довелъ до вашего свднія. Вы на это не согласились, потому что не считали удобнымъ, въ виду щекотливаго оборота, какой могъ принять вашъ разговоръ, откровенно говорить съ матерью въ присутствіи ея дочери.
Въ начал вашего объясненія г-жа Желиховская очень горячилась, но затмъ успокоилась и въ конц вы вели разговоръ въ спокойномъ тон. Изъ этой бесды я отчетливо помню
О передач вашихъ писемъ къ Блаватской и обратно никакого разговора не было. Кончивъ этимъ соглашеніемъ по поводу обмна интимныхъ писемъ, вы разстались и г-жа Желиховская вскор ушла.
Къ сему могу еще добавить, что обмнъ писемъ не состоялся потому, что не пожелали этого именно вы, а не г-жа Желиховская, какъ она это утверждаетъ въ своей брошюр. Вы мотивировали вашъ отказъ соображеніемъ, что, быть можетъ, не вс такія письма сохранились и какъ бы не вышло поэтому между вами какого-нибудь недоразумнія.
Портретъ г-жи Блаватской былъ мною переданъ г-ж Желиховской отъ васъ задолго до появленія первой статьи ея въ «Русскомъ Обозрніи» и въ то время никакого вопроса объ обмв писемъ не было. Пишу вамъ все это потому, что въ вышеназванной брошюр мое участіе въ переговорахъ между вами изложено г-жею Желиховскою нсколько не такъ, какъ было въ дйствительности.
Я взялъ на себя посредничество въ переговорахъ между вами и г-жей Желиховской въ надежд помочь длу примиренія, или по крайней мр, приведенія обихъ сторонъ къ какому-нибудъ соглашенію; но задача, къ сожалнію, не удалась, какъ это и видно изъ вышеизложеннаго.
Съ этимъ письмомъ можете длать что вамъ заблагоразсудится.
Примите увреніе въ моемъ искреннемъ уваженіи и преданности
А. Брусиловъ.
Удостовреніе Жюля Бэссака, присяжнаго переводчика Парижскаго Аппеляціоннаго Суда.
«Paris le 8 Janvier 1892.
C'est bien moi et mot-m^ome qui ai appos'e ma signature et mon cachet d'office aux traductions que m'a soumises dans le temps M-r Solovieff de lettres en langue russe de M-me Blavatsky, comme c'est moi aussi qui ai timbr'e ces lettres. Il est faux, absolument faux que M-r Solovieff ait profit'e, comme on l'aurait dit, d'un moment o`u j''etais absent de mon bureau pour appliquer lui-m^eme ce cachet.
Mon timbre sur les originaux quelconques n'a point pour objet de les authentiquer, ma^is d''etablir que ce sont bien les pi`eces sur lesquelles ont 'et'e faites les traductions approuv'ees et scell'ees par moi. Or, je le r'ep`ete, c'est bien moi qui ai mis mon timbre sur lea traductions dont il s'agit, ainsi que sur les textes originaux.
J. Baissac.
P. S. Il est fort inutile d'ajouter, apr`es ce que je viens de dire, que je n'ai jamais dit ni 'ecrit `a personne quoique ce soit qui puisse faire croire le contraire de ce que j'affirme ici: ni dit, ni 'ecrit.
J. Baissac.
Переводъ: „Я самолично сдлалъ подписи и приложилъ мой оффиціальный штемпель на переводахъ, представленныхъ мн г. Соловьевымъ, съ русскихъ писемъ г-жи Блаватской, а также я самъ приложилъ штемпель на этихъ письмахъ. Ложно, совершенно ложно, что будто бы г. С. воспользовался моимъ краткимъ отсутствіемъ изъ моей конторы и самъ приложилъ мой штемпель.
Мой штемпель на какихъ-либо документахъ не свидтельствуетъ ихъ подлинности, но служитъ доказательствомъ, что это именно т самые документы, съ которыхъ сдланы переводы, одобренные и засвидтельствованные мною. Итакъ повторяю, что это я самъ приложилъ штемпель къ переводамъ, о которыхъ идетъ рчь, а также и къ текстамъ оригиналовъ.
Ж. Бэссакъ.
Р. S. Излишне прибавлять, посл того, что я сейчасъ сказалъ, что я никогда и никому не говорилъ и не писалъ чего бы то ни было, что могло бы противорчить съ утверждаемымъ мною нын, не говорилъ и не писалъ.
Ж. Бэссакъ.
На этомъ письм приложенъ оффиціальный штемпель съ такой на немъ надписью: „J. Baissac, interpr`ete jur'e pr`es la cour d'Appel. Paris“.
Переводъ: „Ж. Бэссакъ, присяжный переводчикъ при Аппеляціонномъ Суд Парижъ.“
Кажется — довольно… и пора, пора кончить! Г-жа Игрекъ-Желиховская жестоко и многократно наказала сама себя собственной „брошюрой“. Способность впадать въ безуміе и не отдавать себ никакого отчета въ своихъ словахъ завела ее черезчуръ далеко. Отклоняться отъ истины, даже и печатно, ей не возбраняется. Но цлый рядъ клеветы въ печати, опровергаемой несомннными документами… это ужь слишкомъ! На что же разсчитываетъ г-жа Желиховская? Очевидно лишь на то, что она — женщина. Разсчетъ врный. Я не стану еще преслдовать ее судомъ.
Авось она остановится.
Я отдаю это дло на судъ всхъ безпристрастныхъ и порядочныхъ людей.
1882