Современницы о Маяковском
Шрифт:
Размусоленную эротику он не выносил совершенно и никогда ничего не хотел читать и не писал в этом роде.
Когда кто-нибудь из поэтов предлагал Маяковскому: "Я вам прочту", он иногда отвечал: "Не про чту, а про что!"
Маяковский часто декламировал чужие стихи на улице, на ходу.
В 1915–1916 году это были главным образом те стихи, которые он и Бурлюк называли "дикие песни нашей родины". Эти стихи мы пели хором и шагали под них, как под марш.
Стихи Бурлюка (на мотив "Многи лета, многи лета, православный русский царь"):
Аб-кусают
Ночь центральных проведи…
("Призыв")
На тот же мотив:
Он любил ужасно муух,
У которых жирный зад,
И об этом часто вслух
Пел с друзьями наугад.
На тот же мотив:
Заколите всех теляат —
Аппетиты утолят.
Стихотворение Бурлюка (по Рембо) "Утверждение бодрости" скандировали без мотива. "Животе" произносилось — "жьивоте", в подражание Бурлюку:
Каждый молод, молод, молод,
В жьивоте чертовский голод,
Так идите же за мной…
За моей спиной.
Я бросаю гордый клич,
Этот краткий спич!
Будем кушать камни, травы,
Сладость, горечь и отравы,
Будем лопать пустоту,
Глубину и высоту.
Птиц, зверей, чудовищ, рыб,
Ветер, глины, соль и зыбь!
Каждый молод, молод, молод,
В жьивоте чертовский голод.
Все, что встретим на пути,
Может в пищу нам идти.
Ахматову пели на мотив "Ехал на ярмарку ухарь-купец":
Слава тебе, безысходная боль!
Умер вчера-а сероглазый король.
("Сероглазый король")
Беленсона из "Стрельца" — на неотчетливый, но всегда тот же самый мотив:
О, голубые панталоны
Со столькими оборками.
Уста кокотки удивленной,
Ка-за-вши-еся горь-ки-ми…
……………………………..
Дразнили голым, голубея,
Неслись, играя, к раю мы…
Небес небывших Ниобея,
Вы мной вас-па-ми-на-е-мы.
("Голубые панталоны")
Сашу Черного — на мотив "Многи лета":
Губернатор едет к тете,
Нежны кремовые брюки.
Пристяжная на отлете
Вытанцовывает штуки.
("Бульвары")
Иногда мы гуляли под "Совершенно веселую песню" Саши Черного. Эта невеселая "Полька" пелась на музыку Евреинова. Он часто исполнял ее в "Привале комедиантов", сам себе аккомпанируя:
Левой, правой, кучерявый,
Что ты ерзаешь,
Угощение на славу,
Музыканты — первый сорт.
Вот смотри:
Раз, два, три,
Прыгай, дрыгай до зари.
…………………………
Все мы люди-человеки…
Будем польку танцевать.
Даже нищие-калеки
Не желают умирать.
………………………….
А пока
Ха-ха-ха
Не хватайся за бока!
А пока
Ха-ха-ха
Тарарарарарара.
(вместо — "не толкайся под бока").
Кроме "диких песен нашей родины" помню такие песни.
На преунылый мотив — слова Саши Черного:
Гессен сидел с Милюковым в печаали.
Оба курили и оба молчали.
Гессен спросил его кротко, как Аавель:
"Есть ли у нас конституция, Павел?"
…………………………………………
Долго сидели в партийной печаали,
Оба курили и оба молчали.
("Невольное признание")
С тоской, когда гости выкуривали все папиросы:
Они сорвали по цветку,
И сад был весь опустошен.
(А. Плещеев, "Был у Христа-младенца сад…")
На неопределенный, но всегда один и тот же мотив (если Маяковскому загораживали свет, когда он рисовал, или просто становились перед самым его носом):
"Мадам, отодвиньтесь немножко!
Подвиньте ваш грузный баркас.
Вы задом заставили солнце,-
а солнце прекраснее вас…"
(СашаЧерный, "Из" шмецких" воспоминаний")
Часто спрашивал заинтересованно и недоуменно:
Отчего на свете столько зла
И какого вкуса жабье мясо?
(Саша Черный, "Квартирантка")
Популярна была и с чувством пелась и долго продержалась песня:
Погоди, прэлэстница,
Поздно или рано
Шелковую лестницу
Выну из кармана!
(Козьма Прутков, "Желание быть испанцем")
Когда Маяковский пел это, мы были совершенно уверены, что он слегка влюблен.
Часто пелись частушки:
Я голошев не ношу,
берегу их к лету,
а по правде вам скажу,-
у меня их нету.
Ты мой баптист,
я твоя баптистка.
Приходи-ка ты ко мне
баб со мной потискать.
Часто песенка Кузмина в ритме польки: