Современные режиссеры Японии
Шрифт:
Лента «Светлячки» (2000) повествует о взаимоотношениях двух молодых людей, каждый из которых пережил эмоциональную травму. После самоубийства матери семилетняя Аяко осталась одна во взрослом мире. Двадцать лет спустя, уже работая стриптизёршей, она всё ещё несёт в душе отпечаток той трагедии. А недавно ей пришлось пережить нежеланную беременность и аборт. С другой стороны – Дайдзи, замкнутый ремесленник, продолжающий семейную гончарную традицию. Но их удачно начавшиеся отношения осложнятся смертью бабушки Аяко и известием о неизлечимой болезни сестры. Кавасэ снимала в течение года в стиле «cinema verite», что дало ей возможность проследить отношения на протяжении разных времён года. И вновь различия между художественным и документальным фильмом намеренно затушёвываются благодаря, в частности, ручной камере, естественному освещению и участию непрофессиональной актрисы. Исполнители вообще используют минимум профессиональных приёмов. В продолжительной сцене на следующий день после того, как они вступили в интимную
Светлячки традиционно присутствуют в японском искусстве и литературе, однако, как замечает Кавасэ, в городах их больше не увидишь. Причина в том, что брачные ритуалы насекомых теперь тонут в неоновых огнях городов. Эту метафору Кавасэ использует на протяжении всего фильма, говоря о том, как трудно двум людям найти друг друга в современном мире. Шоу, устраиваемые в стрип-клубе Аяко – явная параллель с ритуалами светлячков. Многие кадры в фильме наполнены огнём в том или ином виде – искры костра, отсветы фестиваля огня, блики отражающего шара над сценой в клубе, где работает Аяко, фейерверк, озаряющий небо в конце картины. Фильм получил приз ФИПРЕССИ на фестивале в Локарно, укрепил репутацию режиссёра в Европе, и как результат Лучиано Тиголини, продюсер франко-германского телеканала, предложил ей снять продолжение фильма «Объятия».
Им стала документальная лента «Кя кара ба а» (2001), название которой имеет отношение к санскритском термину, обозначающему пять элементов – воздух, ветер, огонь, землю и воду. К съёмкам Кавасэ подтолкнула ещё и смерть отца. На сей раз документальные кадры из жизни режиссёра чередуются с постановочными, например теми, в которых ей якобы делают татуировку. Порой в кадр попадают и хлопушка, и съёмочная группа.
В документальной картине «Послание от цветов жёлтой вишни» (2002) Кавасэ запечатлела на камеру последние дни жизни в хосписе японского фотографа и критика Кадзуо Ниси. В прерывающихся долгим мучительным кашлем беседах речь идёт о том, что такое счастье, любовь, смысл жизни. Камера подолгу задерживается на исхудавшем лице, иссохших руках, растрескавшихся губах умирающего. В какой-то момент он сам берёт в руки фотоаппарат и, вступая в диалог, направляет его на снимающую его женщину. Следуя просьбе Ниси, Кавасэ не выключила камеру даже в последние мгновенья его жизни, снимая из-за спин склонившихся над кроватью родственников. В фильме нет никаких вставных эпизодов или воспоминаний, которые могли бы хоть чуть-чуть снять напряжение от ожидания неминуемого конца, только несколько раз появляются ветви деревьев за окном больничной палаты. Находясь на больничной койке, Ниси завершил две книги и скончался 25 ноября 2001 г.
Тема рождения и смерти постоянно оказываются в центре внимания режиссёра.
В художественном фильме «Сяра» (2003) речь идёт о семье, живущей опять же в Нара. Пять лет назад в двух шагах от дома необъяснимым образом исчез их 12-летний сын Кэй. И снова этой смерти в картине не даётся никакого объяснения, не проводится расследования. Каждый из членов семьи по-своему переживает эту трагедию. Родители пытаются забыть о ней: отец отдает все силы организации ежегодного городского праздника «Басара», проходящего в Наре, а мать готовится к новым родам. И только их второй сын-близнец Сюн предаётся скорби. Выход он находит в живописи, создавая стилизованный портрет брата. Сюн немного увлечён девушкой Ю, которую знает с детства.
Роднит их ещё и то, что и её, и его семья несут тяжкий груз неизжитых переживаний. Однажды Ю узнаёт тайну своего рождения, о чём женщина, которую та считала своей матерью, сообщает ей как-то между делом, по дороге домой после покупки пары новых гэта. Так же буднично, по-деловому мать близнецов даёт жизнь новому малышу, прервав ради этого работу в огороде. Кавасэ сама сыграла беременную мать семейства, поскольку актриса, приглашённая на эту роль, в последний момент отказалась от роли по состоянию здоровья. Сцена родов снята настолько правдоподобно, что возникает сомнение, уж не документальные ли это кадры. Фильм снимался всего 12 дней оператором Ютака Ямадзаки, который работал в частности с режиссёром Хирокадзу Корееда. Здесь много долгих проходов камеры за спиной у героев, что обусловлено архитектурой города со множеством узких петляющих улочек. Ручная камера сама словно является героем, наблюдающим за персонажами. Разгадка дается в финале: после свершившихся родов камера разворачивается и проходит по городу мимо того места, где в начале пропал ребенок. Распахивается дверь на крышу одного из домов, и она словно взмывает в небо над городом. Становится понятно, что весь фильм зрители смотрели глазами погибшего ребёнка. Кульминационный момент картины – городской праздник. Под ритмичный звук барабанов по улицам движется танцевальная процессия в желто-оранжевых одеждах. Это тот самый праздник, к которому так тщательно и увлеченно готовился весь городок. В самый разгар красочного действия на танцоров обрушивается сильнейший ливень, смывающий горе и приносящий освобождение.
Документальная лента «Рождение/мать» (2006) тоже состоит из двух частей. В первой царит гнетущее ожидание смерти, во второй появляются проблески надежды. Картина открывается тяжёлыми для восприятия кадрами очень крупных долгих планов обнажённого тела старухи. Вездесущая камера фиксирует каждую деталь, каждую складку и морщину, почти в микроскопических подробностях. Далее следуют тяжёлые сцены объяснения, где Кавасэ обвиняет бабушку в том, что в детстве та глубоко оскорбила её. Старушка оправдывается со слезами на глазах, трясущейся рукой пишет неразборчивое письмо с извинениями. Трудно поверить, что перед нами не постановочные кадры – столь суровы и безжалостны эти моменты. По всей вероятности, мы видим последние дни жизни старушки – даже в карете «скорой помощи» камера продолжает снимать, равно как и в больнице, фиксируя красно-фиолетовый после кровоизлияния глаз.
Во второй части задокументирован процесс рождения ребёнка самой Кавасэ. И вновь всё происходящее представлено на крупных планах во всех подробностях – от появления головки новорождённого до перерезания пуповины. Правда, вероятно из сострадания к зрителю, звук в этом фрагменте был всё же отключён.
К вопросам рождения Кавасэ вновь вернётся в ленте «Гэнпин» (2010), рассказывающей об известном в Японии родильном доме, где практикуют естественные роды – без медицинского вмешательства, без применения лекарств и каких бы то ни было современных технологий. Под руководством основателя клиники, пожилого доктора Йосимура, беременные делают триста приседаний в день, на последнем месяце рубят дрова и вспахивают грядки. Главная задача – избавить пациенток от страха перед родами, а если ребенок умирает еще в утробе, то его все равно вынашивают – потому что «смерть, как и жизнь, – это воля божья, и не надо ей перечить». Вновь неоднократно довольно подробно показаны реальные роды. Кажется, что этот родильный дом находится в дебрях дикой природы, но на самом деле он занимает небольшой участок земли, вокруг которого идёт гигантская стройка. Однако индустриальный пустырь снят совершенно так же, как и лесные джунгли, словно одно продолжает другое. А грохочущие экскаваторы выглядят так, будто они одной природы с землей, растениями, цветами.
Неожиданностью каннского фестиваля 2007 г. стал гранпри ленте «Траурный лес» Наоми Кавасэ, опередившей таких серьёзных соперников, как братья Коэны, Квентин Тарантино, Александр Сокуров. Частично фильм создавался на деньги французских продюсеров. Образ 70-летнего старика Сигэки, страдающего старческим слабоумием и вознамерившегося найти в лесу могилу своей жены, навеян опытом самой Кавасэ, которая в детстве жила бок о бок с дедом, поражённым болезнью Альцгеймера. Сигэки Уно, сыгравший старика, – непрофессиональный актёр, что уже стало традицией для Кавасэ. На роль 27-летней нянечки Матико, трогательно заботящейся о нём, была приглашена Матико Оно, снимавшаяся в «Судзаку». Как и Сигэки, Матико тоже пережила трагедию и теперь её мучает чувство вины за смерть сына при обстоятельствах, о которых так ничего и не будет сказано. Из расположенного в окрестностях города Нара приюта для престарелых Сигэки и Матико отправляются на прогулку. По мере продвижения лес кажется все более и более мистическим. Прямо рядом с героями ни с того ни с сего обламывается верхушка сухостоя, сонная лесная речка и поток воды едва не увлекают за собой Сигэки. Ночь они проводят под открытым небом, а утром старик смотрит в сторону поляны и видит девушку в старомодном белом платье. Сигэки приближается к ней, берет за руки, и начинает тихонько вальсировать с призраком покойной жены. Добравшись, наконец, до цели своего путешествия, Сигэки «хоронит» дневники, которые вёл на протяжении 33 лет после смерти жены, завершив тем самым некий ему одному понятный ритуал.
Как обычно, действие развивается медленно, с минимумом диалогов. По словам Кавасэ, она хотела привлечь внимание к тем ценностям, что были в почёте в её детстве, но теперь стали постепенно забываться.
Место действия в «Нанаёмати» (2008) – экзотическая природа Тайланда. Это один из тех редких случаев, когда режиссёр снимала фильм не в своих родных местах вблизи Нары. Японская туристка растерялась в суете тайского городка, вздремнула в такси, а когда проснулась, ей показалось, что водитель намеренно завёз её в глушь. В испуге выпрыгнув из машины, она очутилась в девственном лесу, однако вскоре встретила юного француза, который проходил в этих местах курс обучения массажу. Успокоившись, женщина и сама решила остаться и пожить немного у гостеприимных хозяев, постигая тайны тайского искусства. Поскольку почти все действующие лица говорят на разных языках – тайском, английском, французском, японском – и никто никого не понимает, диалогов в фильме практически нет, и основная нагрузка ложится на изобразительный ряд, где преобладают с восторгом запечатлённые режиссёром захватывающие дух своей красотой пейзажи.
Всю жизнь Кавасэ упрямо идёт своим особым путём. Она снимает фильмы о своих близких и о своей родине, в которых намеренно отсутствуют политические мотивы. Она исповедует технический минимализм, не использует поп-культурных отсылок, отрицает прозападную сторону японской жизни. Её персонажи никогда не заходят в супермаркеты, не жмут на кнопки сотового телефона. Они придерживаются традиционного образа жизни и решают извечные вопросы взаимоотношений между детьми и родителями, мужчинами и женщинами. Постоянное присутствие леса, полей, садов – не просто фон. В её Японии люди живут в гармонии с окружающей природой.