Современный болгарский детектив. Выпуск 3
Шрифт:
— Ну как? Получше чувствуешь себя?
У молодого человека в белом очень мягкий, добрый голос.
— Который час?
— Ровно два. Тебе нужно лежать. Температура уже падает, ты поспал.
— Сколько было?
— Я же говорю — два. — Человек улыбается.
— Я не про время, а про температуру…
— А-а, температура была приличная — около сорока. Здорово ты простыл, дорогой, но в легких чисто.
— А это хорошо?
— Еще бы не хорошо!
— А вы как попали сюда?
— С охотниками приехал. Это тебе повезло! С тебя магарыч.
— Там в шкафчике есть виски… или водка, возьмите, пожалуйста.
— Да
— Я быстро выздоровею?
— Температура спадет через день-два. Думаю, что никаких осложнений не будет, но неделю тебе придется обязательно полежать в постели. Я оставлю тебе лекарства, а в пять часов еще успею сделать серию уколов.
Значит, он делал мне уколы, а я и не почувствовал…
— А что делают охотники?
— Еще не вернулись, но с собаками как будто покончено.
От неожиданности я почти сползаю с кровати и смотрю на него во все глаза.
— А… а что — они и вправду были здесь?
— Вправду. Хлынули сюда в заповедник около девяти часов, наши их окружили — в Змеином овраге это было, — и, как говорится, каюк собачкам… Страшная канонада была — как на войне. Даже тут слышно было.
— Значит, все-таки хлынули сюда…
Я все еще не могу поверить, что это правда и я ошибся в своих прогнозах.
— Хочешь есть?
— Может быть… Да.
— Хорошо, сейчас попрошу, чтобы тебе принесли что-нибудь полегче.
Доктор махнул мне рукой и скрылся.
Пробую рукой лоб. Не могу понять — есть температура или нет, но голова кружится, слабость ужасная… Однако сознание в полном порядке. Значит, их согнали в Змеиный овраг, окружили там и уничтожили. Люди наступали цепью, двести стволов против мятущихся от ужаса животных — сколько их там было? Я хорошо знаю, что такое Змеиный овраг, из него нельзя выбраться — вокруг нависают крутые, заледенелые и скользкие, как стекло, скалы. Выстрел — один пес убит, остальные, как безумные, царапают лед, ломая и кровавя лапы, воют… А люди стреляют, стреляют, и собачьи тела сваливаются на дно страшного оврага…
Кто-то тихо отворил двери. Марина. На цыпочках подходит ко мне, в руках — поднос с глубокой глиняной миской, от которой подымается густой ароматный пар, и большая чашка.
— Не надо. Не хочется есть.
— Боян, но доктор сказал…
— Не могу. Дай мне лучше чего-нибудь попить.
Марина ставит миску с супом на стол и дает мне чашку с горячим чаем. Вот, это то, что мне нужно — горячий липовый чай, мы сами его сушим. Наконец-то изо рта уходит вкус олова.
— Марина, а где Генчев, Дяко, остальные?
— Все там, — и она кивает на дверь. — Тебе еще что-нибудь нужно?
— Да. Термометр.
Марина дает мне термометр, на нем ртутный столбик остановился на 39,8°. Вот это да… Сбиваю свои прежние показатели и сую под мышку холодное стеклышко.
— Сейчас можешь идти. Спасибо.
Надо бы, конечно, потеплее и полюбезнее с женщиной, но, надеюсь, она простит. Стоило ей выйти, и я пытаюсь встать. Хорошо бы глотнуть хоть наперсток «Плиски». Однако как голова кружится… А что температура? Ха, нет и 38°, я почти здоров!.. Одеваюсь с трудом и спускаюсь вниз. Пошатываюсь — но держусь. Все в порядке! Правда, бородатый доктор другого мнения — увидев меня, он сердито кричит, чтобы я немедленно возвращался в постель и не устраивал здесь спектакля! Я твердо обещаю, что лягу немедленно, как только позвоню по телефону, и иду в канцелярию.
Очень трудно связаться с «Очарованием» — заказ идет через Дубравец и Козарицу. Наконец отвечает мужской голос — наверняка хозяин дачи. Я прошу Надю, он говорит, что два часа назад она уехала в город. А кто ее спрашивает? Я отвечаю — ее коллега из театра, он извиняется за то, что не может мне помочь, я — за то, что побеспокоил его…
Через пятнадцать минут двор базы полон народу. Акция по уничтожению одичавших собак завершена. В окно канцелярии вижу два грузовика, наполненных окоченевшими, аккуратно сложенными трупами собак. Отсюда их отвезут в город на бойню. Сверху на одном из грузовиков (или мне только кажется?) — желтый малыш с разбитой головой, смотрит в мое окно и скалится…
Возле грузовиков стоит толпа охотников, все веселые, передают друг другу бутылки — надо ж выпить за успешное окончание операции! Потом все набиваются в канцелярию, хохочут, считают: столько-то трупов по пять левов каждый, много денег! «Ну что — будем делить их? Или отдадим в фонд защиты окружающей среды? А может, просто пропьем на банкете?»
Мне не так плохо, как было на рассвете, но лучше поскорее убраться в свою комнату. Скоро в столовой начнется обед, а я и думать не могу о еде. Не хочу никого видеть, хотя и знаю, что на базе никакая изоляция невозможна. И факт — не успеваю плюхнуться в постель, как во главе с доктором в комнату вторгаются Генчев, Дяко, журналистка Жанна и этот огромный усатый амбал. Генчев и усатый хлопают меня по плечам, трясут за руки, а журналистка сует в банку с водой три сосновых веточки. Ну, умереть можно от умиления! Все спрашивают, как самочувствие, я отвечаю — лучше не бывает! Со своей стороны интересуюсь, как закончилась акция. Оказывается, собак-то было не тысяча и даже не двести, а так — штук пятьдесят. Некоторые из них все-таки сумели прорвать блокаду и перемахнуть через Предел. Молодцы!
После аудиенции поворачиваюсь на другой бок и засыпаю. Наверно, температура у меня снова поднялась, потому что остаток дня и весь вечер сплю. Проснулся я только один раз, когда доктор пришел делать укол. На прощанье он прочитал мне краткую лекцию о том, как вести себя, и оставил целую кучу лекарств. По его мнению, когда я все их выпью — буду здоров.
Два дня спустя я узнал, что Марина несколько раз за это время приходила ко мне и давала лекарство. А я ничего не помню.
VI
В понедельник утром я встал довольно поздно и обнаружил, что чувствую себя вполне прилично. Оделся, с отвращением прошел мимо канцелярии, завел мотор джипа и стал спускаться в Дубравец. По предписанию доктора я сегодня должен был еще полежать, но у меня есть одно очень важное дело, и время терять нельзя.
Поставил джип возле почты и шагаю прямо через заснеженную площадь в центр села. К нему со всех сторон ведут дорожки, которые местное население называет «мужские» и «женские». Женские — узкие, извилистые — идут мимо заборов и оград прямо к магазину и булочной. Мужские бесцеремонно пересекают пушистый снег и кончаются у общинного совета, канцелярии местного хозяйственного управления, парикмахерской и корчмы.