Современный чехословацкий детектив (сборник)
Шрифт:
— А все-таки, дядюшка, мне кажется, я знаю кое-какие подробности, которые бы вас заинтересовали. Которые вы еще не выяснили.
Лейтенант замолчал. Неожиданно, демонстративно. Бросить приманку и ждать — старый охотничий маневр. Пустил он его в ход не из зловредности, просто верил, что его слова подействуют на Каласа, старый угрюмый домосед сбросит наконец маску безразличия и найдет хоть какое-нибудь доброе словечко, поощряющее младшего коллегу. Где там! Якуб Калас держался высокомерно, крутился вокруг плитки, доставал из буфета чашки, чай в пакетиках… точно дело Бене Крча для него вообще не существовало.
А я-то думал, что порадую его, злился лейтенант Врана, я-то был уверен, что он обалдеет от счастья! В мире царит неблагодарность! Но не отступил. Раз уж Калас впутался в эту историю, пускай знает все, что хоть в какой-то мере связано со смертью Бене Крча. И лейтенант стал говорить, не обращая внимания на равнодушие Каласа, поди наигранное.
— За молодым Лакатошем числится не только то, что он помог Крчу отправиться на тот свет! Здесь и торговля порнографией, и наркотики, последнее
— Случайно заметил, — буркнул Якуб Калас.
— Вот видите! Игор Лакатош и конопля! Очевидно, собирался изготовлять марихуану. Изобретательный юноша. А чтобы его деятельность не осталась на уровне любительства, он вошел в контакт с доктором Карницким-младшим, Збышеком, сыном вашего приятеля. Вполне доказано, что доктор снабжал его морфием и другими не менее сильными наркотическими веществами, правда, в виде различных лекарств. Заглянули бы вы в его аптечку! Выставка, пан Калас! Так что не удивляйтесь, что ваш приятель, доктор Карницкий-старший, не пришел в восторг от расследования, которым вы занялись. Он знает о занятиях сына, несколько раз они даже схватились из-за этого, потом старик отступил: что поделаешь — сыночку нужны деньги. По предварительным данным, дядюшка Калас, роль Алисы Селецкой во всем этом деле самая невинная, кроме тех фотографий ей и предъявить нечего, как вы считаете? Жаль, что она водит дружбу с эдакими типами. Да еще и с Фляшкой! Ведь он нужен был Лакатошу только для знакомств.
Лейтенант Врана отхлебнул чаю.
— А знаете, дядюшка, ведь и хороший крепкий чай — тоже своего рода наркотик! Возбуждает сердечную деятельность, снимает усталость… Я насчет этого за последнее время столько всего начитался!
— В таком случае я наркоман, — уже более дружелюбно заметил Якуб Калас. Подробности, с которыми знакомил его лейтенант Врана, его поражали, но их ценность в его глазах снижалась тем, что непосредственно со смертью Бене Крча они не были связаны.
— Обнаружить торговлю разными там порошками дело стоящее, — сказал Калас, — и все же, думаю, нельзя забывать о главном, первоочередном. О том, что Игор Лакатош помог человеку отправиться на тот свет!
— Дядюшка, ведь вы меня не слушаете! Или слушаете вполуха! Даже не хотите понять, почему я вам все это говорю. Я же объясняю, что, не будь истории с Беньямином Крчем, мы бы схватили молодого Лакатоша за руку гораздо позже. Эта трагедия по-своему нам помогла. Я не виноват, что одни факты цепляются за другие. Жизнь, дядюшка Калас, штука ужасно сложная. Прилепился к красивой женщине, ни на кого вокруг не глядишь, а потом вдруг обнаруживаешь, что на свете тысячи иных, да еще краше. Хочешь сесть в поезд — и в последний момент соображаешь, что доехать до твоей станции автобусом куда быстрее. Идешь за хлебом, а в магазине прекрасные свежие рогалики… Лакатоша мы бы уличили и без этого несчастья с Крчем. Но так все пошло быстрее. Чистая работа, дядюшка! Плюс закономерность. Ведь Крч обслуживал Игора, обеспечивал его вином, да и клиентами тоже, «участниками заседаний клуба», говоря словами Лакатоша-младшего. Обслуживала его и Юлия Крчева. Этого я еще не успел вам рассказать. Более того, Юлия Крчева видела, как молодой Лакатош перетаскивал Бене Крча через забор. Видела, как Игор бросил его на дворе. Знаете, что она сказала? Пускай, мол, лежит, пьяная свинья, дождь приведет его в чувство! Да вот не привел! Умер Крч! Его смерть открыла много грязных делишек, дядюшка Калас!
Лейтенант Врана говорил долго, с азартом, посвящая Якуба Каласа в подробности, которых старшина на пенсии не мог знать. Тот внимательно слушал, ловил каждое слово. А это было нелегко. Волнение, постепенно охватывавшее его, было настолько сильно, что порой ему не терпелось обратиться к гостю с просьбой, чтобы тот замолчал, чтобы хоть на миг, хоть на секунду прервал свой рассказ, дал бы ему немного успокоиться и перевести дух. Но не хватило сил даже на то, чтобы остановить лейтенанта, движением руки прервать поток его слов, жестокую речь из тщательно подобранных фактов, подробностей, которые в корне меняли всю эту историю. Из обыкновенного несчастного случая, которым мог бы заниматься не один «любитель» вроде Каласа, она превращалась в большое уголовное расследование, достойное внимания бравых ребят из угрозыска, не только ловких и сведущих, но и самоотверженно доводящих каждое дело до конца.
Лейтенант наверняка многое бы еще порассказал и с основательностью спеца растолковал бы Якубу Каласу, где тот допустил ошибку, где был непоследователен, но
— Сообщите номер, марку и цвет автомобиля, — потребовал лейтенант и тут же связался с окружным отделением. Им овладело предчувствие, что дело, черт побери, вот-вот выскользнет из его рук, а ведь все шло так гладко, кто бы мог предположить, что этот мерзавец Лакатош отважится на риск. Гонок ему, видите ли, захотелось! Ну-ну, попользуйся свободой, голубок! Сбежать тебе захотелось — побегай! В эту минуту лейтенант Врана, пожалуй, даже ненавидел Игора Лакатоша, этого живучего паразита, жалкого эротомана, самозваного эксперта по психофармакологии и наркотикам, устроителя журфиксов, фрайера, перечеркнувшего все его планы! Лейтенант не заносился в мечтах, но на этот раз хотел отличиться. Быть может, потому, что в деле обнаружилось немало пикантностей, а значит, вокруг него будет много разговоров. Теперь же возникала опасность, что все волнующее и интересное потонет в самой обыкновенной, банальной погоне. А старый невежа Калас над ним еще и посмеется!
В то беспокойное утро в голове лейтенанта роилось множество мыслей. Якуб Калас, естественно, о них уже не знал. Он остался один. Слабость не покидала его, наоборот, одолевала все ощутимей, он нервно ходил по горнице — единственное укрытие, где он чувствовал себя сносно… В конце концов протянул руку к бутылке и отпил. Можжевеловка подействовала мгновенно, разлилась по желудку и нежно, приятно согрела. Какое-то время он ни о чем не думал, только наслаждался сладостной безмятежностью, напомнившей ему о молодых годах, когда он пил редко и тайком от отца. Старшина немного приободрился, и, хотя рассказ лейтенанта не выходил из головы, тягостное состояние больше не возвращалось.
Калас вновь хладнокровно раскладывал по полочкам полученную информацию, все, что успел рассказать лейтенант. Отпил еще глоток, дал себе волю… и тут же стал размышлять о том, как губит алкоголь человека, как дурно влияет на его поведение и умственные способности. Пусть, однако, моего любезного читателя не смущают недавние ощущения Каласа, вызванные можжевеловкой. Сделать глоток, доставить себе удовольствие — что тут плохого? Пагубным спиртное становится, лишь когда в нем стараются утопить разум, — вот какие мысли посетили в ту минуту нашего старшину. Ведь кабы не проклятое пьянство, Бене Крч был бы жив, а может, не было бы и сексарни, была бы в общем-то обыденная жизнь, как у тысяч, у миллионов людей, у миллионов обыкновенных, рядовых, дисциплинированных работников этого гигантского, мечущегося в противоречиях человеческого муравейника. Но все обстоит иначе: люди бражничают, пьянствуют, пьют беспробудно, теряют человеческий облик, превращаются в моральных и физических уродов, данные статистики свидетельствуют, что почти половина преступлений совершается под воздействием винных паров. Тот, кто напьется, становится смелее, сильнее, развязнее, самоувереннее, агрессивнее, забывает, что он человек. И Беньямин Крч, ей-же-ей, про это забыл, забывал каждый раз, когда набирался и шел к Лакатошам, чтобы за бутыль вина, которое Игор потом ловко превратит в денежки, насладиться неживыми изображениями женских прелестей, скопированными с недостижимых образцов красоты, которой в Юлии он уже не находил, да и вряд ли обрел бы у любой из женщин, еще способных лечь с ним в постель. А ведь Юлия тоже пила! Это известие больше всего поразило Якуба. Он-то, наивный, думал, что Юлия страдает, что ее губит, снедает одиночество, а она… Все не так, все и всегда не так, как ты себе представляешь, раздумывал старшина. Голова у него была ясная, холодная — все бывает так, как положено, у всего своя внутренняя логика. Юлия была из их компании, это он должен был понять сам. Сперва изменяла Бене с Филиппом Лакатошем, а когда у того подрос сын, заполучила и его, с ней он учился быть мужчиной, а ей доставляло удовольствие его молодое тело, его неопытность, ей нравилось забавляться с ним, видеть, как он беспомощен и неумел, побуждать его ко все новым наслаждениям и радоваться податливости этого юного, сильного и такого страстного юноши. А когда он привык к ней, когда стал слишком требователен, она оттолкнула его, он стал ей не нужен, ей уже никто не был нужен, с нее хватало пьяницы Беньямина Крча, вешать себе на шею другого такого же пьяницу она не захотела. Юлия была уверена, что молодой Лакатош развратится, все такие самоуверенные подростки со временем развращаются, а их «ученические» годы остаются лишь в памяти разумных женщин. Выгоды, которые для молодых людей вытекают из такого опыта, скорее идут им во вред, чем на пользу, но они этого не понимают, да и зачем понимать, главное — молодые женщины, которые позже достанутся им, в особенности женщины неопытные, уже не столкнутся с их неловкостью, а наоборот — будут удивляться искушенности своих партнеров. Вот оно как, Якуб Калас, вот чего ты никогда не знал, все отдав одной-единственной, которая в конце концов на тебя наплевала.