Современный чехословацкий детектив

Фикер Эдуард

— Далее, необходимо быстро и тщательно изучить переписку Фидлера с его английскими друзьями. Созовите экспертов.

Работы было по горло.

— Третье: соберите как можно более полные данные о личности по фамилии Яндера. Просмотрите картотеку эмигрантов. И как можно скорее.

Я махнул Карличеку и пошел к машине.

Мы ехали, блаженно развалившись на заднем сиденье. Дорога была почти свободна: в такой поздний час никто не выезжал из города на субботнюю прогулку.

Карличек рассчитал, что доедем мы еще засветло, но после этого скоро стемнеет. Ничего.

На даче есть две спиртовые лампы, по триста свечей каждая, так что свет их ярче дневного. Лампы не повреждены: в них ведь ничего не спрячешь. Были у нас, конечно, и свои мощные электрические фонарики.

— Как вы думаете, Карличек, что искал взломщик?

— Что-то небольшое и плоское. В протоколе есть предположение, что искали бумаги: ведь преступник сорвал даже картон на обороте картин. Но я бы под этим не подписался. Ограничился бы утверждением, что искали нечто плоское. Плоским же может быть и лоскут ткани или кусок фотопленки, лист жести, листок с дерева, а то, если хотите, и блин.

Путь за разговором прошел незаметно. Когда Карличек попросил снизить скорость — мы приближались к цели, — день уже заметно клонился к вечеру.

Мы свернули направо, на узкую, круто поднимавшуюся вверх дорогу. Она огибала лес, а затем шла почти параллельно шоссе, оставшемуся значительно ниже; сквозь густой лес его и видно не было. После плавного поворота дорога еще дальше отошла от шоссе. Довольно скоро мы очутились словно в затерянном краю. По одну сторону дороги с пологого спуска открывался красивый вид на зреющие хлеба. На горизонте тянулась серо-синяя полоса высокого леса, как бы отрезавшего от мира эту область предвечерней тишины.

Твердая и ровная дорога теперь сузилась, стала не шире кузова автомобиля. Слева распростерлось большое картофельное поле, потом оно круто отступило, его сменил почти квадратный луг размером с футбольное поле. А справа от дороги, посыпанной в этом месте прекрасным желтым песочком, тянулся уже участок Фидлеровой дачи. Гребень шиферной крыши выглядывал из-за высоких стройных елей.

Скажу сразу, что ухоженная, словно на модном курорте, дорога, миновав этот участок, превращалась в разбитый проселок, убегавший в лес, который окружил виллу широким, как бы вежливо отошедшим в сторонку полукругом. За лесом виднелось еще несколько дач, не таких роскошных. А участок Фидлера был действительно чудесный.

Мы еще не остановились, как Карличек заметил:

— Там кто-то есть!

Я и сам уже увидел какую-то фигуру, водитель тоже. Газон перед виллой отделялся от дороги живой изгородью, в одном месте она расступалась, образуя въезд. Через этот прогал мы заметили декоративную скамейку из белых березовых стволов. На этой скамейке, лицом к дому, сидел кто-то в белом. Белизна эта прямо-таки светилась на фоне предвечерних теней.

— Женщина, — проговорил Карличек, открывая дверцу машины.

Кто угодно мог присесть отдохнуть на этой скамейке — доступ к ней был свободен: кроме

живой изгороди, участок ничем не был огорожен. Нам надо было проехать еще несколько метров, и на это время скамейку скрыли разросшиеся кусты; а когда мы снова ее увидели, там уже никого не было.

— Удрала! — воскликнул Карличек. — Надо ее поймать!

Мы выскочили из машины. Женщина в белом никуда не могла деться — только в дом или за дом; а в данных обстоятельствах было желательно осведомиться, как она сюда попала.

Входная дверь была опечатана, и мне хватило беглого взгляда, чтобы убедиться, что печати не тронуты. Я велел Карличеку обойти дом слева, а сам пустился направо, мимо елей. Водитель остался возле машины.

Сзади к дому примыкал сад, обнесенный солидной проволочной оградой. В саду были цветочные клумбы, кусты смородины и крыжовника, грядки клубники и несколько плодовых деревьев. Мы с Карличеком сошлись у калитки в этот сад, тянувшийся до леса, но никого не обнаружили. В самом саду тоже никого не было. Но вдали, на опушке леса, мелькала, словно мотылек, белая фигура. Мы не сомневались, что нам больше повезет, чем Бедржиху Фидлеру, пытавшемуся догнать сына, и что догоним мы женщину раньше, чем она проберется лесом к дороге, куда она, видимо, направлялась. Тем не менее Карличек громко ее окликнул:

— Стойте! Не бойтесь нас!.. Стой, стрелять буду!

Недопустимой угрозы открыть стрельбу испугался прежде всего я. Но беглянка остановилась, хотя я не мог понять, оттого ли, что испугалась, или, напротив, поверив Карличеку, что нас бояться не надо. Когда я подошел к ней ближе, выражение лица у нее было до того неопределенное, что я мог думать и так, и этак.

Я бы не дал ей больше шестнадцати лет. Девушка была в белом воздушном платье, под которое надевают бог весть сколько модных нижних юбок. Хорошенькая брюнетка с кокетливым носиком и прической, известной под названием «конский хвост». Загар абрикосового цвета, приобретенный, видимо, на городском пляже, а то и на балконе — если не здесь, на даче. Ее наряд и весь ее облик совершенно не вязались с ночной прогулкой в лесу. Нежная девушка, только взгляд отнюдь не девически-невинный.

Она смотрела на нас своими серыми глазами равнодушно, без вопросительности. Такая, убедившись в невозможности ускользнуть, способна смело встретить противника. Нас она решительно не боялась.

— Куда вы спешите? — строго спросил ее Карличек.

Вопросом своим он как бы разрезал красивое яблочко и обнаружил в нем червяка, который проел яблоко насквозь: девушка мотнула «конским хвостом» и ответила — не грубым голосом, зато грубым тоном:

— А вам какое дело!

Я не очень удивился.

— Пойдемте обратно, — предложил я.

— Зачем?

— Затем! — И Карличек сунул ей под нос свое удостоверение.

Она скорчила гримаску, но пошла. Поравнявшись со свалкой у опушки леса, она остановилась и строптиво заявила, что шла к автобусной остановке и никто не может ей этого запретить.

— Мы вам ничего не запрещаем, — мягко сказал я. — Но все-таки, не сердитесь, мы вас ненадолго задержим. Предъявите документы.