Современный детектив № 4 1997
Шрифт:
— Мне нужно выйти на Довлатова.
— Если бы Амир захотел, он сам бы нашелся. Думаю, ему сейчас не до тебя. На Амира давят со всех сторон. Вахид Абазов едва не в открытую обвиняет его в измене. И в собственном родовом клане Довлатова нет единства.
— Это означает, что Амир теряет свои позиции?
— Он может их потерять, если не ударит первым. Возможно, он и готовит такой удар сейчас.
— И тем не менее я должен увидеть Довлатова, — жестко проговорил Петренко.
— Уезжай отсюда, Иван. Я тебе больше не помощник. У меня четверо
— Там, в пустыне, остаются в плену двое моих товарищей, и я их не брошу. Разве в Афганистане я поступал по-другому?
Прозвучало несколько с надрывом, но вполне в духе Востока. Ахмеда надо было хоть чем-то расшевелить.
— Иван, не думай, что я не помню добра. Но я тебе действительно не смогу помочь. Вас пока не трогают, однако решение могут изменить в любой час. Вы просто исчезнете. А насчет Амира… Есть очень простой, но рискованный выход. Не связывайтесь больше ни с кем, а незаметно покиньте город. До кишлака Урджар отсюда сорок километров. Там почти все жители — сторонники Амира. Если вам повезет, вы с ним встретитесь.
В этот же день Петренко связался по телефону-автомату еще с двумя адресами, а потом до ночи смотрел с Амелиным местное кабельное телевидение. После обычных славословий в адрес президента и 100-й серии турецкой мелодрамы неожиданно показали «Белое солнце пустыни».
Фильм посмотрели с удовольствием и, выпив по стакану вина, легли спать. Завтрашний день обещал какие-то перемены.
Их остановили на 16-м километре.
Пост напоминал небольшую крепость. Бетонные доты по обочинам, бронетранспортер, металлическое заграждение, оставляющее для проезда узкий участок трассы.
Здоровенный полицейский в портупее и высоких сапогах сделал знак остановиться. Подошел сержант, и оба принялись изучать документы Петренко и Амелина. Уже через несколько минут Сергей понял, что проверка не случайная. Оба полицейских, игнорируя двадцатидолларовую купюру в водительских правах, неторопливо листали паспорта, крутили в руках визы, разглядывая печати, потом полезли в машину.
К ним присоединился полицейский в штатском. Он оказался расторопнее своих коллег. Покопавшись в багажнике, весело скомандовал:
— Позовите понятых!
Явились понятые, двое водителей, ремонтировавших возле поста КамАЗ. В их присутствии полицейский в штатском отогнул резиновый коврик и подозвал Амелина.
— Забирай свое добро.
Сергей увидел небольшой целлофановый пакет с буро-зеленой массой.
— Бери, бери, не стесняйся! Приторговываете? Ну что же, жить-то надо, а травка у нас самая дешевая.
Полицейскому было лет тридцать пять. Худощавый и скуластый, он дружелюбно улыбался Амелину и Петренко. Сергей, не двигаясь с места, ответил такой же улыбочкой.
— Там без наших пальцев отпечатков хватает.
— Как хотите, — пожал плечами улыбчивый полицейский.
Долго составляли протокол, потом обоих обыскали, отобрали деньги и, затолкав в зарешеченный «уазик», куда-то повезли.
— Примитивно, зато надежно, — сказал Сергей, стараясь поудобнее пристроить руки, скованные за спиной наручниками.
— Тактика всех полицейских мира, — отозвался Петренко. — Как тяжко быть коммерсантом!
Их привезли в районное отделение полиции, где у Петренко отобрали часы, а Сергею пообещали переломать ребра, если он будет дергаться. Допрос длился не слишком долго. Толстый инспектор, заведовавший местным изолятором, внес их фамилии в потрепанный журнал, и поинтересовался, зачем они приехали сюда из России.
— Коммерция, — вежливо объяснил Петренко. — Я — директор торговой фирмы. Продаем цветные металлы.
— А заодно и наркотики?
— Это недоразумение.
— Ну-ну, — скептически покачал головой инспектор и зачитал им правила пребывания в изоляторе.
— Я могу вызвать адвоката? — пустил пробный шар Петренко.
— Можете, но не сейчас.
— А когда? Мы же не какие-нибудь проходимцы, а солидные люди. Фирма осталась без директора. Помогите связаться с адвокатом, мы вам будем очень обязаны.
— Я же сказал, подождите! — повысил голос толстый инспектор, и два его подбородка возмущенно заколыхались. — И вообще, ведите себя потише. Слишком бойких у нас не любят. Эй, Хасан, отведи господ в четвертую камеру.
В длинной полутемной камере с выбитыми стеклами никого не было. Они уселись на деревянные нары. Солнце уже клонилось к закату. Возле двери высвечивалось яркое пятно, перечеркнутое тенью решетки. Стены и потолок камеры еще в советские времена были обработаны специальным способом, шероховатая «шуба» не давала возможности делать надписи. Но и здесь умельцы выцарапали короткие напоминания о себе. «Я тут сидел. Слон. 12.7.90 г.», «Ренат — сука», шли надписи на арабском языке и нецензурные слова.
— Сейчас еще ничего. Летом сидеть хреново, — поделился своим тюремным опытом Амелин. — Люди от духоты умирают.
В свое время он просидел в изоляторе одной братской республики три с лишним месяца, но вспоминать об этом сейчас не стал. Петренко с ним согласился и тоже мысленно вспомнил подземную каталажку в Африке, где он пробыл однажды полторы недели.
— Слон, слоненок, — посочувствовал он неизвестному собрату по несчастью. — Дожил ли ты до полной и окончательной победы демократии?
— Говно не тонет, — выразил свое мнение Сергей.
— А честные коммерсанты сидят!
Немного полежали, потом принесли ужин: кукурузную кашу без хлеба и теплый чай.
— А завтракали мы с тобой копченой колбаской с кофе, — брезгливо осматривая малоаппетитные желтые комки, сказал Петренко. — Будем жрать?
— Будем, иначе сдохнем!
— У тебя что-нибудь ценное при себе осталось? — спросил Петренко Амелина, с отвращением глотая холодную кашу.
— А как же!
Сергей достал из крошечного карманчика, вшитого в подкладку куртки, две двадцатидолларовые бумажки.