Современный детектив ГДР
Шрифт:
— Благодарю, — ответил Крейцер, — мы не курим. — И с удовлетворением отметил, что Арнольд фыркнул и неодобрительно на него покосился.
— Тогда прошу прощенья, — сказала она и закурила.
— Пожалуйста, к делу, — попросил Крейцер.
Она удобно подперла одной ладонью локоть, другой — подбородок, постучала по щеке кончиками пальцев и несколько мгновений задумчиво глядела на своих посетителей.
— Как вам известно, — с нарочитой медлительностью начала она, — я уже два года состою в близких отношениях с доктором Николаи. Он очень хорошо ко мне относится, но я-то сдуру серьезно в него влюбилась. Разум подсказывал мне, что это нелепо, что он слишком стар для меня и вдобавок женат и так далее и тому подобное, но все напрасно, да и кому в таких случаях
— Достойная похвалы откровенность, — ввернул Арнольд.
Она глянула на него и продолжала:
— И если вы до сих пор ничего не поняли, вот вам объяснение, почему я так обращаюсь с доктором Вейнтраутом. Он человек весьма старомодный, чем нередко действует мне на нервы. Впрочем, я никогда его не обманывала, а сам он достаточно умен, чтобы при желании понять, почему я так себя веду. Но он нарочно не желает понимать. Ну что ж, дело хозяйское. Впрочем, с другой стороны, я верю, что он меня искренне любит, а это в конце концов всего важней, остальное приложится. Вдобавок он солидный человек, на хорошей должности и куда симпатичнее мне, чем жалкие подражатели типам из «Плейбоя», которые бегают за мной. — Она последний раз глубоко затянулась и загасила сигарету.
— Значит, вы готовы выйти за доктора Вейнтраута, не любя его? — недоверчиво спросил Арнольд.
— Вполне возможно. Он человек надежный, и, если мне не судьба выйти за того, кого я люблю, лучшего, чем доктор Вейнтраут, и пожелать нельзя. А после того, что произошло вчера, эта возможность стала делом недалекого будущего.
— У вас весьма практический склад ума, — сухо заметил Крейцер. — Всегда есть какой-нибудь запасной вариант. А дозволено ли будет спросить, что именно произошло вчера?
— Разумеется, дозволено, к чему лишние церемонии? Разве вы не исполнены решимости выжать из меня все, что возможно?
— Но предпочли бы при этом оставаться в рамках приличия.
Она рассмеялась.
— Ладно. Попробую исправиться. Вчера днем — у нас было назначено свидание, мы хотели съездить в Берлин — Эгберт явился ко мне в самом скверном настроении. Он что-то кричал про фрау Оверман, которая вместе с полицией поставила его в дурацкое положение, хотя таким путем он по крайней мере узнал, что я до сих пор поддерживаю отношения с Дитером. Он не дал мне даже рта раскрыть, он кричал, что спросил сына и тот во всем признался. Неразборчивость была не самым страшным обвинением, и мало-помалу мы начали ссориться всерьез. Я никак не хотела портить наш день, но его грубость стала до того нестерпимой, что я просто не могла сдержаться. Я ему не жена и не позволю указывать мне, кто у меня может бывать, а кто нет. Дитер, на мой взгляд, очень славный паренек, но еще почти ребенок, и сойтись с ним я не могла бы ни при каких обстоятельствах, хотите — верьте, хотите — нет. Ну да, он пишет мне, звонит, часами поджидает меня, почему бы и не разрешить ему изредка побывать у меня, если он будет себя прилично вести? — Она заглянула в чашку, поднесла ее к губам и допила. — Эгберт, разумеется, об этом и слышать не желает, но я не понимаю, почему я вечно должна со всем соглашаться. Ведь и он почти никогда не делает так, как мне нравится. Часа три мы ругались
— Вы намерены расстаться с доктором Николаи? — спросил Крейцер.
— Не уверена, но боюсь, что к этому идет.
Последние слова она произнесла совсем тихо, затем откинулась на подушки, и в глазах ее блеснули слезы. Пошарив под подушкой, она достала оттуда носовой платок, потом взяла со стола флакончик одеколона, капнула на платок и протерла лоб и виски.
Крейцер и Арнольд тем временем разглядывали комнату. Она была не очень большая, но убрана со вкусом. Крейцер встал, чтобы получше рассмотреть объемистую, обтянутую тисненой кожей шкатулку, крышка которой была отделана серебром и перегородчатой эмалью. Похожую он видел однажды в магазине художественных изделий и даже хотел купить, но цена двести пятьдесят марок оказалась ему не по карману.
— А как попал сюда в тот вечер Дитер Николаи?
— Он давно уже просил у меня разрешения зайти ко мне. Ну и в конце концов я разрешила.
— Я не это имел в виду. Я хотел узнать, на чем он приехал?
— Ах, так. На мотоцикле, наверное.
— Какой у него мотоцикл?
— «Ява», кажется.
— А цвет?
— Темно-синий. Почему вы спрашиваете?
Крейцер улыбнулся.
— Да так, по привычке. Когда он уехал?
— Вскоре после восьми. Я обычно всегда выставляю его в это время.
— Как он был одет?
— Господи, да не помню я. Наверное, в костюм и пуловер.
— А еще что? Так ведь на мотоцикл не сядешь.
— Значит, еще пальто и шлем.
— Шлем у него какого цвета?
— Красный, по-моему.
Крейцер кивнул.
— А сколько лет Дитеру?
— Двадцать один, но он выглядит старше своих лет. Он ростом с отца, но поуже в плечах. Ему вполне можно дать и двадцать четыре и двадцать пять.
— Вы говорили, он студент. Где он учится?
— Пединститут. Собирается преподавать физкультуру.
— Он учится в том институте, что в Сансуси?
— Да, за Новым дворцом.
— Чем он занимается в свободное время, когда не молится на вас?
Бригитта Альвердес скривила губы, словно хотела сказать: «Ах, как остроумно», вслух же произнесла:
— Он очень увлечен своим мотоциклом, еще больше интересуют его автомобили, он их здорово фотографирует, на мой взгляд лучше, чем профессиональный фотограф.
Арнольд дернулся, и Крейцер успокоительно положил ему руку на плечо.
— Не знаете случайно, какой у него аппарат? — спросил он с предельно доступным ему спокойствием.
Она покачала головой.
— Понятия не имею. Какая-то штука с двумя объективами.
— Почему он так интересуется машинами, а сам даже не умеет водить?
— Кто это вам сказал? — удивилась она. — Конечно, он умеет.
— Да ну? Значит, я ошибся. А какая у него машина? — Крейцер едва заметно улыбнулся.
Она в еще большем изумлении воззрилась на него и вдруг хлопнула себя по лбу.
— Подловили меня все-таки. — И добавила, вздохнув: — Ну ладно, теперь терять нечего. Он сделал себе дубликат ключа и порой, тайком конечно, ездит на отцовской машине.
— Вы хотите сказать, что доктор Николаи, который замечает каждую пылинку на своей машине, до сих пор об этом не догадался?
— Пока нет. Дитер очень осторожен. Ездит лишь изредка. Прошлой осенью, например, когда Эгберт уезжал на какой-то симпозиум в Западную Германию, Дитер пригласил меня на воскресную прогулку. И заехал за мной на новом «вартбурге». Я очень удивилась и спросила, разрешил ли ему отец брать машину. Тут он мне все и выложил.