Современный финский детектив
Шрифт:
— Если я понадоблюсь, вы сможете найти меня в резиденции губернатора, — объявил шеф. — Ты, надеюсь, помнишь, что сегодня суббота.
— Так точно. Разумеется. Все ясно, — с готовностью подтвердил я, хотя со всей этой круговертью напрочь забыл, какой сегодня день.
— Хочу подчеркнуть, что виновные должны быть найдены до того, как воскресные газеты уйдут в набор, — пояснил шеф. — Ты, полагаю, представляешь последствия, если этого не случится. Полный переворот. В общественном мнении тоже. Министр внутренних дел, вероятно, также будет присутствовать на совещании. Ты, надеюсь, понимаешь. Так что действуй. Считаю,
— Да, конечно, если это будет зависеть от нас, — заверил я, чувствуя, как от холодного пота намокает на спине рубашка, и положил телефонную трубку.
— Это уж слишком! — в мучительной тоске заорал я на Палму и Кокки. — Чем вы, собственно, здесь занимаетесь, за что вам деньги платят?! На черта у нас вообще сыскное отделение и группа по расследованию убийств? И вообще — что за сыр-бор такой! Из-за «бродяги» они будут войска присылать!
Палму решил взять дело в свои руки.
— Так, пошли, — сказал он, спокойно поднимаясь со стула и придавливая в трубке табак своим огнеупорным большим пальцем.
— Куда, в Обсерваторский парк? — удивился я.
— Да нет, в патологоанатомическое отделение, — сказал Кокки, проницательно глядя на Палму.
За долгие годы совместной работы он научился читать мысли Палму по лицу.
— А зачем нам туда? — тупо спросил я, потому что еще не начал толком соображать.
— Нет-нет, с тобой нам там делать нечего, ты нам не нужен, но ведь иначе тебе придется здесь прятаться от журналистов, — спокойно сказал Палму. — Не из-за себя, разумеется. Спасая честь полиции. Только ради этого.
В кабинете была одна дверь. Я посмотрел на нее. Потом на окно. Третий этаж. В эту минуту я твердо решил, что обязательно пробью еще одну дверь. Если буду здесь сидеть. Если это от меня будет зависеть.
— Я… я не знаю, — честно признался я, ибо у меня не было больше сил притворяться, — не знаю, что сказать журналистам.
— Прозрачно намекни им на что-нибудь, — посоветовал бессердечный Палму. — Это входит в твои прямые обязанности. Ты у нас в таких делах изобретательный! Употреби все свое искусство. Тогда они помчатся, как стая гончих, и будут следить только друг за другом, как бы кто не поспел раньше или не сделал лучшие фото. Их надо науськать, чтобы развязать себе руки. Иначе они будут ходить за нами по пятам. Действуй, мой мальчик!
Я попытался перечесть заметку, чтобы уяснить, в чем, собственно, дело. Но Палму взял меня за плечо и подтолкнул к выходу.
— В машине прочтешь, — сказал он.
Кокки повернул в замке ключ, распахнул дверь и почтительно отступил, пропуская меня. Несмотря на весь свой ужас, я отметил, что Палму приладил во рту трубку, придал своему лицу глубокомысленное выражение и, расправив плечи, шагнул вперед. Вспышки засверкали с новой силой. Кокки к популярности не стремился. Он отошел в сторонку, стыдливо потупил голову и стал чертить носком ботинка по полу.
Я откашлялся.
— Уважаемые господа! — начал я звучным и, как мне казалось, полнокровным голосом, хотя Палму потом утверждал, что я каркал, как хриплая ворона. — Прошу прощения, — тут же поправился я: — Дамы и господа! — Потому что за это время компания пополнилась двумя журналистками, очень миленькими девушками, хотя на одной, к сожалению, были брюки-дудочки и полосатые носки. Наверняка фоторепортерша! — У меня нет никаких претензий к прессе, — сурово сказал я, учтиво поклонившись при этом обеим девицам, — я имею в виду утренние газеты. До сих пор наше сотрудничество ничем не омрачалось и взаимное доверие не было нарушено. Не сомневаюсь, что вы, господа, можете подтвердить это.
Один из репортеров саркастически улыбнулся — по всей видимости, своим воспоминаниям. Я рассердился не на шутку.
— Но сегодняшнее происшествие перешло границы допустимого, это непростительный поступок! — грозно обрушился я. — Впервые за все время, гм, время моего пребывания на посту начальника, одна газета, гм, в погоне за сенсацией позволила себе перебежать дорогу полиции, без предварительного согласования.
— Однако… — возразил некий молодой человек с воспаленными, похоже от беспробудного пьянства глазами, с фотоаппаратом, болтающимся на груди, и кинокамерой в руке. И с реденькой короткой бороденкой.
Движением руки я заставил его замолчать.
— Сейчас не время для бесплодных споров, — заявил я. — Хочу только заметить, что полиции удалось раскинуть сеть, и она, полиция то есть, со всей возможной энергией приступила к расследованию данного прискорбного происшествия… Так что я не разглашу служебной тайны, если скажу, что у нас, то есть у главы полиции и у меня, были все основания полагать, что виновные…
— Подозреваемые, — сухо поправил меня Палму.
— Подозреваемые, — поспешно повторил я и добавил, чтобы сохранить лицо: — …или подозреваемый… То есть в нашей стране никого нельзя называть «виновным» до тех пор, пока суд в соответствии со всеми законами не установит доподлинно виновность подсудимого и не вынесет окончательный приговор. Пресса слишком часто допускает подобные ошибки. — Я бросил тяжелый взгляд на жидкобородого блондина, и моя антипатия к нему усилилась. — Но произошло то, что произошло, — продолжал я, — и если прежде у нас была достаточно твердая уверенность, что винов… подозреваемые будут задержаны и окажутся за решеткой сегодня же вечером — до того, как газеты уйдут в набор, то теперь… Теперь, когда одна газета, гм, преждевременно и непростительно разгласила сведения, наши усилия могут быть сведены на нет. Убийца предупрежден…
Комиссар Палму сердито кашлянул.
— Или виновный в непредумышленном убийстве, — поправился я.
Но журналистам было уже не до того.
— Садисты и извращенцы, — сказал репортер из вечерней газеты, — это золотая молодежь резвится — извращенцы!
— Молчать! — рявкнул я. — Вы уже выступили в своей газете. Хватит! Больше ничего добавить не могу.
Старшие и более опытные репортеры стали дергать наглеца за рукав, и на их лицах я ясно увидел разочарование. Я смягчился.
— Могу вам только намекнуть, — медленно проговорил я; я тянул время, мучительно придумывая, что бы такое им сказать… — Так вот, — воодушевился я наконец, — ни в коем случае нельзя теперь вмешиваться в расследование, проводимое полицией, и оспаривать точку зрения полиции. Это серьезное предупреждение для всех. Однако мне разрешено сообщить вам, что в данный момент сам глава полиции находится на совещании у губернатора.
Никакого разрешения у меня не было, но, в конце концов, пусть тот тоже берет на себя ответственность!