Современный румынский детектив
Шрифт:
Около Дома" Скынтейи" я остановился в тени больничной стены и вытащил ковбоя из багажника. Он был жив. Я положил его голову себе на плечо, обнял за талию и поволок. Если б кто нас увидел — подумал бы, что я веду домой пьяного. В проходной больницы горел слабый свет. Я положил его прямо перед входом. Потом пришлось довольно долго искать подходящий камень. Усевшись за руль, я тронулся и, проезжая мимо, швырнул камнем в окно. Как только дверь отворилась и на пороге появилась человеческая фигура, я смылся.
Огни
Ему еще не скоро понадобятся такие вещи, Я посмотрел на часы. Если все прошло хорошо, возможно, будущий комиссар Мегрэ сейчас спокойно курит трубку, которую ему вставили в гортань доктора в реанимации.
Я докурил великолепную гавану, толстую, как палец неграмотного. Алюминиевый футляр из-под сигары я решил преподнести в подарок Пороху. Кто знает, какую дьявольскую машинку для уборки кольраби сумеет он сотворить из этой трубочки.
Пошел снег. Зима напоминала о себе не только живописными снежно — ледяными украшениями, подаренными унылому городскому пейзажу, но и холодом. Рана на плече слегка кровоточила, а если я делал вдох поглубже, начинало невыносимо
болеть сломанное ребро. Правая рука полностью одеревенела. В общем, телесные муки были жестокими.
Впавший в зимнюю спячку Порох досматривал десятый сон, поэтому долго не открывал дверь. Я пролетел мимо него, не дав ему обдумать, стоит ли впускать меня в свою берлогу. Здесь было тепло и сыро, пахло прелой соломой, а под потолком собрался прозрачный дымок, как легкий пар, который свежим осенним утром поднимается от навозных куч, рассыпанных по полю.
Чуть не наступив на китайскую болонку, я протянул руку под нос Пороху.
— Отцепи от меня поскорее это драгоценное украшение! — Браво, прекрасный браслет для часов, — комично тряся головой, проворчал он себе под нос.
Я включил радио, так как был уверен, что кто-нибудь из соседей подслушивает под дберью.
— Поторопись! — рявкнул я. — У меня нет желания скончаться от болевого шока у тебя на руках!
Порох глянул на мою синюю ладонь и в одну секунду вытащил инструменты. Это удивительно, но от напряжения, с которым он работал, прекратилось дрожание головы.
— Почему ты отошел от дел? — спросил я. — Ведь у тебя талант!
— Моя профессия теперь не приносит дохода, — покачал он головой. — Что нынче крадут? Разве что какие-нибудь паршивые одеяла… Сегодня воры стали ничтожными курокрадами, мелкими жуликами!
Наручники с металлическим клацаньем раскрылись, и я почувствовал огромное облегчение. Я промыл раны от зубцов под струей воды, которую из банки с отбитым краем слил мне над грязным тазом Порох. В доме этого скряги не нашлось и молекулы спирта, так что мне пришлось, смочив носовой платок собственной мочой, перевязать им запястье.
Порох возился около радиоприемника, без устали тряся головой. На его рабочем столе лежала всевозможная аппаратура, глядя на которую можно было вообразить, что находишься в ракете, готовой стартовать на планету марсиан или венерианцев.
— Эй, запись готова? — спросил я его.
Встрепенувшись, словно мой голос его разбудил, он начал еще заметнее трясти головой и даже заикаться.
— Послушай…
— Что послушать? — мрачно спросил я, предчувствуя какую-то пакость.
— Лента… Она в том же состоянии, в каком я ее тебе дал. Новехонькая. Чистая. На ней ничего, даже плача вселенной, не записано.
Я сделал звук радио погромче и влепил Пороху звучную оплеуху. Тоже мне, "плач вселенной"!..
— Брось свои штучки! Я пообещал разнести твою развалюху, хочешь, чтобы я сдержал слово? Ты от меня больше ничего не получишь.
— Так и знал, что ты мне не поверишь, — испуганно прошептал он. — Но я тебя не разыгрываю, правда! И не прошу денег. На этой кассете ничего не записано.
— Надеюсь, ты не перехватил у меня игру? — спросил я раздумывая о случившемся.
Он дал слово бывшего вора, что нет. Какое невезение! Из-за моей невнимательности — забыл нажать на какую-то клавишу — лента крутилась вхолостую. Все мои надежды потерпели крушение от идиотской небрежности,
Я заново раскурил погасшую гавану и, глядя ему прямо в глаза, спросил:
— Ты разбираешься в почтовых марках?
— Нет, — мгновенно ответил он, хотя и нейтральным тоном.
— Может, знаешь о кражах марок, совершенных за последнее время?
— Понятия не имею!
— А имя Манафу тебе о чем-нибудь говорит?
— Манафу, Манафу! — Пытаясь припомнить, он комично перекосил лицо. — Да! Я вспомнил! Марки стоимостью в несколько миллионов леев. Уже были попытки их похитить… не советую тебе соваться. У нас их продать некому а вывезти из страны невозможно. Если даже и удастся переправить их через границу, то продать все равно не продашь без связей с акулами. А они проглотят тебя — не заметят.
— Хватит молоть языком! Кто уже пытался провернуть это дельце?
— Не знаю, — пожал он плечами,
— Ты уверен?
— Вполне.
Я затянулся сигарой и выпустил дым через нос.
— Какая сумма улучшит твою память?
— Поверь, я никогда не знал их имен!
Он казался искренним. У меня не было причин подозревать его во лжи.
Я распрощался и ушел, думая о том, что старость — это наказание за все наши ошибки. Причем наказание бесполезное.