Современный венгерский детектив
Шрифт:
— Когда пришло письмо?
— Вчера. Или, может, позавчера.
— Покажите письмо. Оно у вас с собой?
— Нет.
Буриан мог поклясться, что Анна смущена, хотя и старается скрыть это. Он встал и, подойдя к печурке, швырнул туда окурок.
— Поймите меня, прошу вас,— сказала Анна.— Несчастьем всей моей жизни было то, что я поверила троим мужчинам и от каждого из них у меня родился ребенок. Отец Дёзёке, шахтер, был моим женихом, мы собирались пожениться. Младшая моя дочь, Идука, даже носит фамилию своего отца.
—
— Наверное, от нашего председателя Гудулича. Начиная с третьего класса Ида, постоянно донимала меня вопросами, почему у нее другая фамилия, чем у Эммушки и Дёзёке. «Потому что твой отец жив,— объясняла я,— и у нас даже есть его фотокарточка». С тех пор она молится на ату фотографию как на святыню и очень счастлива, что над пей не насмехаются в школе, как над другими.
Буриан неожиданным движением взял Анну за руку, и она замолчала. Молчал и Буриан.
На пороге комнаты, открыв дверь без стука, возник какой-то человек в сапогах. Увидев знакомую женщину, сидящую в обществе офицера, он тихонько присвистнул и, попятившись, беззвучно закрыл дверь.
— О чем вы собираетесь мне рассказывать? О том, как познакомились с Гудуличем, или о происхождении Своей младшей дочери?
Анна выдернула руку, из руки Буриана.
— Что мне ответить на это?
— Не отвечайте ничего.
— Если бы не Геза Гудулич, меня давно не было бы в живых. Можете мне поверить!
— Вы легко воспламеняетесь, Анна.
— А вам известно, что говорили обо мне, когда я подала заявление о приеме в члены кооператива? «Эта Анна Тёре три раза уходила из села и каждый раз возвращалась с новым ребеночком».
— Вам не следует все время об этом думать…
— Все собрание восстало против меня. Один только дядюшка Геза встал на мою защиту.
— Дядюшка?
— Другие тоже его так называют. И если кто-нибудь заслуживает благодарности, так это он. А у него из-за меня одни неприятности! Вот и жена от него ушла из-за меня. Взревновала и ушла.
— Ну, если вам верить, после вчерашней ночи для этого есть основания. Не так ли?
— Так, конечно… И я всегда буду стоять за Гезу Гудулича. Если нужно, и присягну.
— Всегда?
— Всегда.
— И во всем?
— Во всем. Потому что я знаю, он этого достоин. Разве он обязан был меня защищать? Да ни капельки. А он сделал это перед всем селом. Я никому и никогда не рассказывала об этом. А вот вам рассказала. Расскажу и о том, как появилась на свет Идука. Ее отец был старшим лейтенантом, как и вы. Одна только Дитер знает эту историю, больше никто.
— Кто такая Дитер?
— Жена Йожефа Дитера, моя напарница, мы с ней работаем на винограднике. Дядюшка Геза нарочно поставил нас вместе, чтобы на селе не трепали попусту языками. Он сказал: «У Дитер семеро детей, она женщина честная и справедливая. Когда-то в одном классе училась с этой потаскушкой».
— Так и сказал — «потаскушкой»?
— Нет, конечно. Это я так сказала. А он выразился иначе, с самым добрым намерением: «С той, на которую понапрасну указывают пальцами». Так что же, рассказать вам про Идуку?
18
— В каких отношениях ты был с покойным?
— В каких? Еще позавчера я влепил ему пару пощечин.
— У тебя, наверное, красивая жена, Руди.
— Да, пожалуй. Она давно мне очень нравилась, еще, когда мы и не поженились.
— Старая любовь?
— Угу.
— Кто бы мог подумать!
Оба рассмеялись. Ведь они знали, о чем вспомнил каждый в эту минуту. Кёвеш не возражал против дружеского тона, и это подбодрило Гудулича продолжить разговор:
— Я уверен, она блондинка.
— Ну, во всяком случае, светлая.
Гудулич вспомнил историю одного своего знакомства еще в далекие юные годы.
— Я уже рассказывал, что учился на кожевника. Был у меня приятель пекарь. Звали его Карой. Карой Халмади.
— Уж не тот ли Халмади, что живет на хуторе и возит молоко?
— Он самый.
— Странно, он не обмолвился об этом ни словом.
— Разумеется, потому что теперь мы в ссоре.
— И давно ли?
— Подожди, дай рассказать по порядку. Так вот, мы вместе ходили в ремесленную школу. Карой тогда уже был влюблен, а я еще и посматривать на девушек не смел. В одно воскресенье он показал мне ту, к которой питал пламенные чувства. Ее звали Юлишка Гоор. Карой познакомил меня с ней перед началом киносеанса. У меня даже дух захватило, так понравилась эта Юлишка. Жила она на хуторе, у родителей. И надо же было случиться — так уж мне повезло,— что в ту зиму мой хозяин отправил меня на целых полторы недели чинить сбрую на этот богатый хутор. В то время я уже считался мастером своего дела, к весне должен был получить диплом. Высмотрел я Юлишку и на третий день окликнул. Говорю ей: «Будь моей женой». Что она мне ответила — никогда не отгадаешь! «Ты не знаешь моей матушки!. Ты безродный, подкидыш, а она хочет выдать меня за хозяйского сынка. Тебя даже на порог к нам не пустит!» — «Ну а твой отец?» — «Он у нас верующий, не от мира сего,— ответила Юлишка.— Земные дела его не интересуют».
— Но потом ты все-таки женился на Юлишке! — прервал его майор.
— Женился. Но когда? — Гудулич глубоко вздохнул, собираясь продолжать.
Кёвеш остановился и, взяв его за плечи, повернул к себе лицом.
— Ну, парень, и разговорчив же ты стал. Просто велеречив. Никогда бы не подумал, что без передышки ты можешь выложить целую историю. Что с тобой сделалось за это время, пока мы не виделись? Или это у тебя от радости, что мы встретились?
— Еще чего! Ведь мы расстались в ссоре.