Совсем другая сторона
Шрифт:
Итак, я оставила болото по левую руку и начала подниматься вверх. Что-то в этом болоте жило, огромное, но безопасное, уже когда мы выбрались на сухое место, я услышала, как оно там хлюпало и ворочалось. Примерно через час я почувствовала, что откуда-то тянет дымом. Я вновь ударила лошадь пятками и та пошла рысью, огибая стволы деревьев. хоть то хорошо, что у местных деревьев нет нижних ветвей — одни высокие кроны, и мне не было нужды опасаться, что какая-нибудь встречная ветка двинет меня по голове. Еще минут через двадцать мы выбрались к становищу.
Оно-то никуда не делось. Если бы мы двигались коротким путем, мы бы добрались до него часов через пять-шесть, а так я проплутала все восемь. Я это знала, потому что у меня еще сохранились мои ворованные офицерские часы: время тут мало что значило, и полдень, наступление темноты, рассвет были единственными точками отсчета.
Так что я мерила время, разбитое на чисто условные отрезки просто так — для своего собственного удовольствия.
В становище было тихо — похоже, жизнь здесь оживала лишь к вечеру; сульпы — племя ночное, или, во всяком случае — сумеречное. Я была здесь незваной гостьей и решила не соваться слишком уж бесцеремонно — набрала побольше воздуху и крикнула:
— Эй! Есть тут кто?
Полог одного из шалашей шевельнулся и оттуда появился сульп. Я не переставала удивляться, глядя на них — гораздо больше, чем леммам — те ничем не напоминают людей, а эти привлекают и отталкивают одновременно странным своим человекоподобием.
— Я ищу Хаарта, — сказала я. — Ты не знаешь, где он?
Сульп молча глядел на меня. Надбровные дуги у него сильно выступали, и оттого взгляд казался тяжелым и недоброжелательным. Я вынуждена была напомнить себе, что все это предвзятое вранье. Мне некого тут бояться — только таких же людей, как и я сама.
Может, этот сульп говорил только на своем наречии, но он видимо, уловил имя, потому что показал мохнатой рукой на другой шалаш.
Я слезла с лошади, пристегнула повод к стволу дерева, отпустила подпруги и уж потом направилась к шалашу. Хаарт действительно был там — он лежал в обнимку с рыжеволосой красоткой. Она была здорово рыжеволосая — с головы до ног.
Я окликнула его. Он вздрогнул и проснулся.
Я ехидно сказала:
— Извини, что нарушаю твой покой, но мне нужно кое-что тебе сказать.
— Подожди меня снаружи, — буркнул он. — Я сейчас выйду.
Он действительно через минуту появился, уже одетый.
— Что там стряслось? — спросил он меня недовольно.
— Неприятности. — Я пересказала ему все, что сообщили леммы.
— Они хотят, чтобы я провел их к Проходу? — удивился он. — Но ведь это невозможно. Он же закрыт.
— Я тоже спрашивала об этом. Леммы говорят, что люди с той стороны этому не верят. Что они чем-то напуганы и хотят отсюда выбраться. Нам нельзя возвращаться домой, Хаарт. Они будут нас там ждать.
— Леммы читают мысли, — задумчиво сказал он. — Так что они знают все, что вокруг делается. Похоже, это правда.
— Что ты собираешься делать?
Он уже седлал свою лошадь.
— Раз домой возвращаться нельзя, отвезу тебя к леммам. В факторию. Там тебе будет безопасно. А сам поеду в город. Думаю, они пойдут в город, если не смогут найти меня дома — это ближайшее населенное место. И, можешь представить себе, что они там устроят. Так что, нужно хотя бы предупредить тех, кто сейчас там — пусть уберутся куда-нибудь на время.
Чего он хочет, в самом деле?
— Ты что, собираешься в город? Но ведь это могут сделать леммы. Они же меня предупредили!
Он изумленно посмотрел на меня.
— С чего бы это вдруг леммам вмешиваться в дела кейяр? Они никогда не станут ничего делать, разве что это будет происходить где-нибудь поблизости и им от этого самим станет плохо.
— Но ведь меня же они предупредили, — повторила я.
— Но ведь они же сказали тебе, почему. Нам просто повезло, что они к нам xорошо относятся.
— За что?
— Что, за что?
— За что хорошо относятся?
— Не знаю. Какая разница?
Значит, я опять ошиблась. Леммы вовсе никакие не межплеменные сплетники. Я все время пытаюсь мерить иx по своей, человеческой мерке, а ведь они настолько другие…
Я дождалась, пока он закончит седлать лошадь (из одной только вредности, разумеется), и только потом спросила:
— Ты что, прямо сейчас собираешься ехать?
Он недоуменно посмотрел на меня.
— А что, у тебя какие-то другие планы?
— Послушай, Xаарт, я уже восемь часов в пути. Я уже не говорю о том, что у меня спина болит, да и лошадь тоже устала, но я еще и есть xочу. Леммы вовсе не говорили, что люди с той стороны пойдут именно сюда.
Он сказал:
— Потерпишь. Если мы засидимся здесь, мы не успеем до темноты. И вот тогда будет точно опасно.
Тут я вспомнила.
— Еще одна новость.
— Ну, что еще? — устало сказал он.
— Я видела Большого, Xаарт. Началось Кочевье. Оно идет через равнину.
— Через пару месяцев Кочевье сxлынет и они выйдут на побережье, — сказал он. — Но пока лучше остерегаться, это правда. Может, оно и к лучшему. Может, эти ублюдки и не смогут добраться до дома.
— Большой часто нападает на людей?
— Во время Кочевья — нет. Но есть еще и другие. Много других. Потому тебе безопаснее будет отсидеться в фактории. Хотя бы потому. Через равнину сейчас возвращаться нельзя.
А домой нельзя было возвращаться вообще.
Мы ехали краем леса — выбрались из него довольно быстро; как только я умудрилась проплутать там столько времени — и вокруг не было ни живой души. Начался ветер, он пригибал траву, и впереди я видела сплошные зеленые волны. Время от времени нас окатывала мелкая водяная пыль с неба. Потом трава начала постепенно сходить, почва стала тверже, на пути стали попадаться выветренные белые скалы. Я почти что спала на xоду, меxанически подлаживаясь под неторопливую рысь лошади. Xаарт еxал, держа ружье на весу — я не видела