Совсем другая сторона
Шрифт:
Он спустился по лестнице. Женщина по-прежнему сидела, аккуратно положив перед собой ладони. Пистолета при ней, вроде, не было, впрочем, при таком балахоне…
Она дождалась, пока он сел за стол — на единственный стул в противоположном конце стола, — и лишь тогда пошевелилась. Она не встала — просто подперла голову рукой и продолжала внимательно его разглядывать, словно он представлял собой что-то мерзкое и слегка опасное.
— Ну, что ж, — сказала она наконец. — Может, мы поговорим?
— Если ты хочешь, — ответил он неохотно, — Только о чем?
— Для начала тебе будет приятно узнать, что я вас ненавижу. Всех вас. И я охотно тебя пристрелила бы, если бы получила такую возможность.
— О чем ты говоришь? — пробормотал он ошеломленно. — Я тут один. И ты могла меня пристрелить. Вчера, если хотела.
— Да ты прекрасно знаешь, о чем я говорю. Это же мерзость, что вы делаете. Вы же их медленно убиваете.
Он неожиданно почувствовал усталость. Слишком большую усталость, он не мог больше валять дурака и притворяться. В конце концов, она ведь была с той стороны… К сожалению, она была с той стороны.
— Да. — Сказал он. — Ты права. Мы их медленно убиваем. Здесь, на этой стороне они получают какой-то срок жизни, и те из них, кто не проявляет никакой агрессивности, протягивают дольше остальных. Кстати, я не знаю, как это делается. Это какое-то химическое соединение, что ли. Его распыляют в воздухе.
— Вся ваша пакость, — произнесла она брезгливо.
— Да. Вся наша пакость. Здесь живут три племени — три совершенно разных расы! И, заметь, живут мирно. А ты знаешь, что случилось с сульпами на той стороне — ведь они там были! Их просто перебили еще на заре истории. А что случилось бы с леммами? Да когда отряд с той стороны напал на факторию, им даже не нужно было тратить патроны — они пришили только вас, только людей, сколько их там было — штук двадцать — и пожалуйста, вся фактория уже набита мертвыми леммами. А ведь они могли бы обороняться, если бы захотели — ты же видела, на каком уровне находится их цивилизация! И где они на той стороне? Есть? Да если бы леммы придумали себе ад, он бы был там, на той стороне…
Она молчала. Он знал, что ему не удастся ее убедить, но неожиданно почувствовал облегчение оттого, что больше не нужно было притворяться.
— Я примерно понимаю, о чем ты говоришь, — сказала она, наконец, — я так все и полагала. Но вы что, думаете, что выбиваете тех, кто отличается повышенным агрессивным потенциалом, и все — этим все ограничивается?
— Да-да…— ответил он устало. — Мы уничтожаем самое лучшее. Творческий поиск, да? Дух искания, все эти штуки. Творчество… Здесь ведь застывшая культура, ты ведь заметила? Они могут пользоваться чужими достижениями, на это у них ума хватает. А самим придумать что-нибудь — нет… это им не по силам.
— На той стороне… — сказала она неуверенно.
— Ну-ну, говори, — подхватил он, — я с удовольствием тебя послушаю. У меня как раз приступ ностальгии.
— Да нет у тебя никакой ностальгии, — возразила она раздраженно, — да и у меня тоже. Но…я не знаю…
— Что?
— Должен же быть какой-то другой путь?
— Но ведь это и есть другой путь, — мягко возразил он.
Она молчала, опустив голову, и он, впервые за все время пожалел ее. Есть люди, которым неуютно нигде. И это, как ни странно, самые обычные люди. Они кочуют из страны в страну, из мира — к миру, в поисках места, где можно было бы становиться, где было бы все правильно…
— Это — нетронутый мир, — сказал он тихо. — Здесь не знают страха. Единственный ужас для них — это когда мимо, раз в год, проходит Кочевье. А когда приходит их срок, они умирают. Ну, так это везде так.
Она подняла голову и снова посмотрела на него. Это был нехороший взгляд, и, что еще хуже, в нем было что-то безумное. Словно она ломилась в несуществующую дверь — стоя посреди абсолютно пустого пространства.
— Да, это везде так. — согласилась она. — Кстати, а что будет с тобой?
— Со мной ничего не будет. — Ответил он. — Я не принадлежу этому миру. Я не принадлежу никакому. Это, по-твоему, лучше?
— Такие, как ты… кто дал вам право решать все за остальных?
— Нет, — сказал он. — Не такие, как я.
— Саарги.
Он усмехнулся.
— Ты думаешь, я — саарги? Не смеши меня. Просто, там всегда живут люди — и с той стороны, и с этой. Они используют нас, как наблюдателей. И, если нужно быстро вмешаться…
— Как оперативных работников, — холодно заключила она.
— Да. Как оперативных работников,
— Значит, когда сюда попали отряды с той стороны…
— Саарги перекрыли Проход. Они боялись, что это — только первые ласточки. Что сюда хлынут вооруженные толпы. Они бы долго не продержались, но что бы они успели наделать тут, представь сама.
— Болезнь…
— Тут мы не вмешивались. Я хочу сказать, дополнительно не вмешивались. Они были слишком напуганы и слишком любили стрелять. Болезнь справилась с ними очень быстро.
Она задумчиво сказала:
— С каким бы удовольствием я тебя убила…
— Ты можешь это сделать, если хочешь, — быстро сказал он. — Я сижу перед тобой. У меня нет оружия.
— Твой костюм…
— Он мне не поможет. Тут нет никаких подвохов. Вернее, тут совсем другой подвох. Но это неважно.
Она устало потерла лоб рукой.
— Нам нужно кончать этот разговор. Если он узнает. Он тебя убьет. Ему уже нечего терять.
— Ты противоречишь сама себе.
Она слабо усмехнулась:
— Вот это уже мелочи. Твоя нога…
— При чем тут моя нога?
— Например, я могу прострелить тебе ногу, — задумчиво сказала она.
Он покосился на забинтованную ногу, пошевелил ступней.
— Объясни, зачем?
— Мне нужно, чтобы ты задержался тут, — объяснила она. — Мне нужно кого-то вместо себя оставить. Я хочу добраться до них.
Он потрясенно уставился на нее.
— Ты сошла с ума!
— Да, наверное. Так как до них добраться? Ты же долетел на чем-то? Где-то поблизости должна быть спрятана твоя машинка.