Совсем другое время (сборник)
Шрифт:
Вечернее заседание носило многообещающее название Другой генерал. Председательствовали опять Грунский и Байкалова, в этот раз сидевшие рядом на двух одинаковых стульях. На сцене не было не только трона, но и прежних декораций. Вместо средневекового замка за спинами сопредседателей покачивалась корчма на литовской границе. По мнению директора консервного завода, такой фон ориентировал аудиторию на неформальный характер заседания.
Объявляя первый доклад, академик Грунский выразил надежду, что послеобеденные выступления представят свежий взгляд на проблему и в генераловедении станут, возможно, новым словом. Слепое следование источнику академик назвал крохоборством и пообещал свою поддержку всем, кто не боится рвать с традицией. Попутно он вспомнил о предложенной проф. Никольским (Соловьев вздрогнул) классификации исследователей и объявил ее методологически несостоятельной. [67] Осудив традиционализм как явление, председательствующий предоставил слово докладчику по фамилии Кваша. Пока Кваша выходил на сцену, Байкалова сказала, что присоединяется к словам коллеги, и выразила уверенность, что нетрадиционная ориентация маститого ученого может быть хорошим стимулом для многих молодых людей, посвятивших себя науке. Зал, не сговариваясь, посмотрел на секретаря Грунского.
67
Никольский
– Это ему за трон, – прошептала Дуня Соловьеву.
Кваша уже стоял за трибуной. Коротко стриженный, смуглый, довольно мрачный. Попросив прощения за каламбур, он начал с того, что у его новаторства (доклад назывался Генерал Ларионов как юродивый) есть своя традиция. Речь, разумеется, шла о статье А.Я.Петрова-Похабника, опубликованной еще в 1932 году. [68]
В этой статье перечислялись некоторые черты и поступки генерала, не укладывавшиеся в общепринятые представления как об армейской жизни в целом, так и о высшем офицерском составе в частности. Среди прочего упоминались неоднократные беседы генерала с лошадьми, его патологическое, на взгляд автора, пристрастие к железнодорожному транспорту, а также проживание в генеральском вагоне четырех птиц (журавля, ворона, ласточки и скворца), документально подтвержденное очевидцами. [69] Помимо этих фактов полунамеками сообщалось о каких-то якобы странных распоряжениях генерала непосредственно перед захватом Ялты красными. Ничего конкретного об этих распоряжениях не говорилось, кроме того, что его подчиненные, услышав их, были в высшей степени удивлены. Именно тогда будто бы применительно к генералу впервые и прозвучало слово юродивый.
68
Петров-Похабник А.Я. Юродство генерала // Феноменология юродства. Прага, 1932. С. 40–123.
69
См.: Воронов А.А. Голубой вагон // Материалы к истории Гражданской войны. М., 1994. Т. 18. С. 12–25.
Критику работы А.Я.Петрова-Похабника Кваша начал с подробностей биографии ее автора. Как удалось установить Кваше, до эвакуации из Крыма Петров-Похабник А.Я. во вверенной генералу армии значился на должности конюха, [70] впоследствии же, переехав из Константинополя в Чехию, жил переписыванием набело работ Пражского лингвистического кружка. Втянувшись в процесс переписывания, Петров-Похабник и сам не заметил, как написал свою первую статью по актуальному членению предложения, чем вызвал неподдельное изумление Р.О.Якобсона. Вследствие откровенно соссюровского понимания проблем синхронии и диахронии Петров-Похабник в начале тридцатых годов был вынужден кружок покинуть. Члены кружка были бы готовы простить ему всё что угодно – только не следование Фердинанду де Соссюру.
70
Этим обстоятельством, по мнению исследователя, могло объясняться как ревнивое отношение А.Я.Петрова-Похабника к генеральским беседам с лошадьми, так и его очевидная нелюбовь к железнодорожному транспорту.
Именно в этот период, переписывая набело сборник статей Феноменология юродства, бывший конюх готовит и сдает в него свою работу о генерале. Человек, без остатка отдававший себя материалу, в какой-то момент А.Я.Петров-Похабник и сам стал понемногу юродствовать. В любое время года – и об этом в Праге вспоминают до сих пор – он ходил по улицам босиком, шокируя прохожих заявлениями о том, что подлинно научных исследований по юродству до него просто не было. Иногда бросал камни в окна Пражского лингвистического кружка.
Основная претензия Кваши к своему предшественнику состояла, как ни странно, в непонимании феноменологии юродства. Увлечение последнего внешними атрибутами юродивых (сказавшееся, среди прочего, в проклятиях, посылавшихся А.Я.Петровым-Похабником своим оппонентам) не позволило ему проникнуть в суть этого явления по-настоящему. Сосредоточившись на эксцентрической стороне дела, Петров-Похабник, с точки зрения Кваши, не разглядел в юродстве самого главного – его духовного смысла.
Этому сопутствовало недопонимание пражским исследователем некоторых церковнославянских текстов. В конце концов, заметил безжалостный Кваша, прежний род занятий Петрова-Похабника не предполагал его знакомства с церковнославянским языком. Сам Кваша знал этот язык в совершенстве, что позволило ему не только свободно цитировать церковнославянские тексты, но и вполне их понимать. Кратко коснувшись истории изучения юродства в целом, [71] Кваша призвал к расстановке правильных акцентов и перешел к рассмотрению проблемы применительно к генералу.
71
См.: Прыжов И.Г. Сказания о кончине и погребении московских юродивых. М., 1862; Аристов Н. Симбирские юродивые // Исторический вестник. 1880. Т. 1. Ноябрь. С. 566–575; Тихомиров Е. Юродивые Христа ради и их благотворная для общества деятельность // Душеполезное чтение. 1884. Сентябрь. С. 98–114; Сергий, архиеп. Святый Андрей Христа ради юродивый и праздник Покрова Пресвятыя Богородицы. СПб., 1898; Ковалевский Иоанн, свящ. Юродство о Христе или Христа ради юродивые Восточной и Русской церкви: Исторический очерк и жития сих подвижников благочестия. М., 1895 (книга неоднократно переиздавалась в России и за рубежом; см.: М., 1900; М., 1902 (репринт: М., 1992); Scarborough, 1984; М., 2000; и др.); Кузнецов Иоанн, протоиерей. Святые блаженные Василий и Иоанн, Христа ради [юродивые], московские чудотворцы: Историко-агиографическое исследование // Записки Московского археологического института. М., 1910. Т. 8; Алексий (Кузнецов), иеромонах. Юродство и столпничество: Религиозно-психологическое, моральное и социальное исследование. СПб., 1913 (репринт: М., 2000); Федотов Г.П. Святые Древней Руси. Париж, 1931 (переизд.: М., 1990). С. 198–209; Иоанн (Кологривов), иеромонах. Очерки по истории русской святости. Брюссель, 1961. С. 239–250; Будовниц И.У. Юродивые Древней Руси // Вопросы истории религии и атеизма. Сборник статей. М., 1964. Т. 12. С. 170–195; Лихачев Д.С., Панченко А.М. «Смеховой мир» Древней Руси. Л., 1976. С. 91–183 (раздел о юродстве «Смех как зрелище» написан А. М. Панченко); Лотман Ю.М., Успенский Б.А. Новые аспекты изучения культуры Древней Руси // Вопросы литературы. 1977. № 3. С. 148–166; Thompson E. 1) Russian Holy Fools and Shama-nizm // American Contribution to the VIII International Congress of Slavists. Columbus, 1978. P. 691–706; 2) Understanding Russia. The Holy Fool in Russian Culture. Lanham, 1987;
Наличия элементов юродства в поведении генерала Кваша не отрицал. Более того, основываясь на исследованиях житий юродивых, автор показал, что воспоминания современников о генерале зачастую ориентируются на древнерусские образцы. Одним из ключевых пунктов такого сопоставления докладчику представлялось описание юродства как умертвия миру. «Житийный герой, – прочитал Кваша, поднеся к глазам очки, – изымается из обыденной ситуации, из жизни в “родном” социуме и переходит в социум иной или, с точки зрения прежнего, – “чужой”, как бы переставая для него (прежнего социума) существовать и, таким образом, переходя в нем в статус “мертвого”». [72] Закончив цитату, исследователь привел красноречивые примеры того, как генерал покидал свой социум.
72
См.: Руди Т.Р. О топике житий юродивых. С. 482.
Прежде всего он обратился к сообщениям о проживании в генеральском вагоне птиц и в качестве параллели назвал рассказ о св. Исаакии Печерском, в котором толчком к юродствованию Исаакия послужил случай с вороном. [73] Вместе с тем на вопрос о том, началось ли юродствование генерала с появления в вагоне указанной птицы, докладчик ответил отрицательно.
В продолжение птичьей темы Кваша вспомнил также о параллелях, более близких генералу как по времени, так и по роду занятий. Имелись в виду факты биографии русского фельдмаршала А.В.Суворова, в случае объективной необходимости не считавшего для себя зазорным кричать петухом. Так, объявив во всеуслышание, что поляки под командованием Костюшки будут им атакованы с первыми петухами, он ввел их (поляков) в заблуждение. На самом же деле, не дожидаясь утренних петухов, фельдмаршал прокукарекал вечером самолично. При этом он бил себя по бокам руками, добиваясь внешнего сходства с птицей. Его войска выступили с вечерней зарей и разбили противника наголову. В более спокойных обстоятельствах великий полководец, случалось, кукареканьем будил солдат.
73
«Единъ же поваръ <…> рече, посмAяся: “Исакие, оно сAдить вранъ чернъ, и иди, ими его”. Онъ же поклонився до земля, и шедъ, ятъ врана, и принесе его пред всAми повары. И ужасошася вси о бывшем, и повAдаша игумену и братии, и начаша оттоле братиа чтити его. Онъ же, не хотя славы человAчьскиа, нача уродство творити и пакостити нача: ово игумену, ово же братии, ово мирьским человAкомъ, друзии же раны ему даяху. И нача по миру ходити, и тако урод ся сътвори». Цит. по: Киево-Печерский патерик / Подготовка текста Л.А.Ольшевской, перевод Л.А.Дмитриева, комментарии Л.А.Дмитриева и Л.А.Ольшевской // Библиотека литературы Древней Руси. СПб., 1997. Т. 4. С. 478.
Кроме того – и это было самой близкой параллелью к поступку генерала – в Великий пост Суворов распоряжался засыпать одну из комнат своего дома песком, расставлял в ней кадки с елками и соснами и запускал туда птиц. После Пасхи, с приходом тепла, птицы выпускались на волю.
Само собой разумеется, докладчик упомянул знаменитые беседы генерала с лошадьми, рассматривавшиеся в свое время и Петровым-Похабником. Освещение этого сюжета предшественником Кваша счел подробным, но тенденциозным.
Не вполне для высшего офицерского состава традиционным признавал Кваша и катание генерала на подводе с песком по замерзшему Сивашу. Несмотря на то что катание объяснялось проверкой крепости льда, метод проверки не мог не вызывать вопросов.
Работая с материалами Крымского сельскохозяйственного архива, Кваша сумел обнаружить также сообщение о том, что в свободное от боев время генерал приказал солдатам и офицерам помогать крестьянам распахивать землю. В качестве обоснования этого приказа указывалось, что, экспроприировав у крестьян лошадей для кавалерии, армия была обязана помочь им (крестьянам) по крайней мере таким образом. Раздраженные выполнением не свойственных им функций, офицеры, по словам обнаруженного документа, «предались ворчанию». С этим странным распоряжением примиряло их лишь то, что генерал лично впрягался в хомут и тащил за собой плуг, сопровождаемый растерянно улыбающимся землепашцем. Анализируя приведенный факт, докладчик предостерег присутствующих от того, чтобы считать это осложненной формой толстовства. [74] Несмотря на особое место в творчестве Л.Н.Толстого как темы лошади (Холстомер), так и темы железной дороги (Анна Каренина), позиция писателя в вопросах религиозных была генералу не близка.
74
Как известно, землепашество Л.Н.Толстого не предусматривало замену лошади человеком.