Совсем другое время (сборник)
Шрифт:
В будках разместились чистильщики обуви, овладевшие профессией в ускоренном порядке. Вспомнив кадетскую выучку, генерал лично показал им, как правильно чистить обувь. Он призвал их не злоупотреблять ваксой, поскольку избыточное количество ваксы не позволяло добиться необходимого блеска. Из банки ее следовало набирать самым краем щетки. Генерал продемонстрировал обучаемым правильные приемы работы щеткой, а также натирание начищенной обуви бархаткой. Для людей, два года не державших в руках ничего, кроме винтовки, обувь они чистили вполне неплохо.
Группа лиц была поставлена генералом для починки мостовой на Аутской. По его просьбе городскими властями на Аутскую (против церкви св. Феодора Тирона) были отправлены
В городской управе попытались обратить внимание генерала на то, что в районе церкви св. Феодора Тирона мостовая недавно ремонтировалась, и предложили произвести починку нижней, основательно разбитой части Аутской. Детские воспоминания генерала, однако, указывали на избранное место, что, собственно, и не позволило ему согласиться с доводами городских властей. Для установки новых булыжников он порекомендовал выковырять старые.
Генералом были вновь открыты два брошенных хозяевами магазина – обувной и кондитерский. В их штат было командировано в общей сложности десять человек. Ввиду развала обувного и кондитерского производства продавать в этих магазинах было нечего. Да, строго говоря, и не за что: деньги стремительно превращались в бумагу. В краткой напутственной речи генерал подчеркнул, что отсутствие товара – явление временное, поскольку и обувь, и сладости востребованы при любом строе. Будут ли при новом строе деньги, он не знал. В честь открытия кондитерской генералу подарили леденец на палочке, в котором при внимательном разглядывании угадывался петушок. Это был единственный обнаруженный в магазине товар. Петушок пах пережженным сахаром и не имел цвета. Выйдя на улицу, генерал отдал его мальчишке – разносчику газет.
После полудня была открыта парикмахерская. Давая краткое наставление будущим парикмахерам, генерал сообщил им, что, даже поднимая ножницы над волосами клиента, ни в коем случае не следовало прекращать стригущих движений. У настоящих парикмахеров, по наблюдениям генерала, было принято стричь и воздух. Он наточил бритву о кожаный ремень и, брея одного из обучаемых, аккуратно вытирал лезвие о полотенце. При этом он показал несколько замеченных в детстве характерных жестов, по точности которых и судят о парикмахерском мастерстве. Он предостерег их от приблизительного изображения действий парикмахера и сказал, что в данной сфере не бывает мелочей. Папиросу из пепельницы советовал брать безымянным пальцем и мизинцем, потому что только эти пальцы остаются сухими от мыльной пены. Этими же пальцами при необходимости следовало почесывать макушку. Он рекомендовал им во время стрижки и бритья обсуждать городские новости, потому что в парикмахерских это обычное дело. В остальном же он надеялся на их интуицию.
В освободившемся двухквартирном доме генерал разместил рядовых Шульгина и Нестеренко. Он опасался, что холостяцкий быт рядовых может спровоцировать расследование их прошлого и приказал привести к ним двух женщин, согласившихся имитировать брак. Помимо всего прочего, генералу смутно помнилось, что в одном из таких домов действительно жило две семьи. Семьи дружили много лет. Тот это был дом или не тот, решить уже не представлялось возможным, потому что кроме крыльца генерал ничего не помнил.
По такому же крыльцу они с отцом когда-то поднимались в дом. В гостиной два человека играли в шахматы. Они представляли дружившие семьи. Один из них держал в руках коня (эту фигуру будущий генерал не спутал бы ни с чем) и время от времени касался им нижней губы. Уши коня полностью въезжали в пухлую губу шахматиста. Другой в задумчивости повторял какую-то фразу. Эта фраза прозвучала много раз, но генералу никак
Вновь созданные семьи (в сходстве семей нынешних и прошлых он был уверен) генерал предупредил о настоятельной необходимости дружить. Против этого сообщения на поле было отмечено, что дружба, как и следовало ожидать, состоялась, а в результате имитации брака у обеих пар в конце концов появились дети. Мальчики, соответственно – Шульгин и Нестеренко – младшие.
Генерал собрал обе семьи в гостиной одной из квартир и предложил мужчинам сыграть в шахматы. Шульгина и Нестеренко усадили на стульях друг против друга. Между ними на табуретке была поставлена шахматная доска. Шульгин скрестил руки на груди, а Нестеренко попросили упереться ладонями в колени. Начавшейся игре это придало непринужденность. Играли живо, но без излишней спешки. Иногда за спинами игравших возникали женщины и, ничего не понимая, бросали умиротворенные взгляды на доску. Генерал посоветовал женщинам в такие моменты вытирать руки о передник. Или зябко кутаться в платок. Когда женщины ступали по дощатому полу, в буфете едва слышно позванивала посуда. Генерал наслаждался возникшим уютом.
– Скажите кто-нибудь, – попросил он игравших, – «Подключаем легкие фигуры». Так говорят в подобных случаях.
– Это обязательно? – поинтересовался Шульгин.
Генерал подумал и ответил:
– Нет, не обязательно. Можете просто прижать коня к нижней губе и сказать что-нибудь свое. Главное, произнесите это задумчиво. Несколько раз.
Затем отправились к церкви, где в необходимом порядке генералом были рассажены нищие. Один из них очень напоминал А.М.Горького, что в данной ситуации было безусловным плюсом. Сходство было так велико, что впоследствии этот человек даже позировал при создании ялтинского памятника пролетарскому писателю. Другому нищему, который не был похож на Горького, велели изображать отсутствие ноги. Лишь это, по мнению генерала, могло обеспечить ему определенный иммунитет при появлении красноармейцев.
Пятерых музыкантов генерал инструктировал у решетки Царского сада. Один из них не играл ни на одном инструменте, но имел, как показалось генералу, хороший слух. При исполнении музыкальных произведений его задачей было внимательно слушать, по возможности передавая суть исполняемого мимикой. У этого музыканта была длинная седая челка, которую он должен был сбрасывать с глаз резким движением головы. Ему тоже выдали скрипку и попросили водить смычком у самых струн. Но не касаться их.
К концу дня генерал велел вытащить из своего дома шкаф. Большой дубовый шкаф с двуглавыми орлами. Генерал велел пригнать подводу и приставил к ней грузчиков. Грузчики только что вернулись с Перекопа и не очень представляли, как следовало обращаться с такой тяжелой вещью. Кроме того, они всё еще не понимали, куда и зачем следует ее везти. Припомнив известный социал-демократический лозунг, генерал сообщил им, что конечная цель – ничто, а движение – всё. Бесцельное перемещение шкафа новой идеологии не противоречило, и это делало его занятием относительно безопасным. Уже уходя, генерал посоветовал грузчикам не стесняться крепких выражений. При контакте с красными это могло создать атмосферу классовой близости.
Лишь поздно вечером, когда весь отряд был уже при деле, они с капитаном Кологривовым подошли к аптеке. Генерал устало прислонился к электрическому фонарю у входа (в прежние времена был газовый). Порывшись в карманах, он достал ключи и в желтоватом умирающем свете стал отыскивать замок. Через минуту дверь открылась, и звякнул колокольчик. Генерал с удовольствием ощупал грани выпуклых дверных стекол. В их призмах отражались последние огни вечера. В них отражалась основательность прежней жизни. Как раз в эти ноябрьские дни исполнялось три года с тех пор, как таких стекол уже не делали.