Совсем не Аполлон
Шрифт:
Занавес открылся, и концерт начался. Ученики и учителя играли и пели: рождественские песни в новых обработках и просто песни, хором и соло. Что-то было смешно, что-то совершенно поразительно. Меня изумили Лииса и Мария — они танцевали под композицию Бритни Спирс, и это было здорово: каждое движение они отработали до полной синхронности.
Стефан и Андерс Страндберг исполнили «Песню Лауры». Стефан пел и играл на пианино, Андерс Страндберг подыгрывал на саксофоне. Представила песню и авторов Кайса. Но в тот момент, когда она произносила наши имена, кто-то ужасно закашлялся. Кажется, многие не услышали
Лена услышала наши имена. Она сидела на ряд ближе к сцене и, обернувшись, бросила на меня взгляд, полный спокойного удивления. Ни презрения, ни злобы, просто удивление.
Закончился рождественский концерт, а вместе с ним и учебный день, семестр.
Выйдя из зала, я почувствовала, что ужасно устала. Не знаю почему. Ноги словно свинцом налились, мне пришлось сесть на скамейку, чтобы передохнуть, прежде чем идти домой. Как будто я пробежала марафон, бежала и бежала, не зная зачем.
— Ты ждешь кого-нибудь?
Ленин голос. Я не заметила, как она присела рядом со мной. Я посмотрела на нее, встретила ее печальный, но открытый взгляд.
— Нет, я никого не жду.
— Хорошая песня. Очень хорошая.
В ее голосе не было и тени сарказма или злобы. Она говорила искренне.
— Спасибо.
Мне хотелось улыбнуться ей, показать, как для меня важно, что она села поговорить со мной, но выходило не очень. Впрочем, ее, похоже, не пугало, что перед ней сидит свинцовый слиток.
— У вас еще есть песни?
Я покачала головой, глядя на нее.
Мы встретились взглядами, и она тут же отвернулась. Она сидела в куртке, зажав рукавицы и шарф между коленями, глядя в пол. Долго сидела в такой позе, пока мимо нас проходили люди, а из актового зала доносились голоса и звуки передвигаемой мебели. Лена откашлялась.
— Я не рассказывала тебе, как все было на самом деле, — выдохнула она. Было слышно, что она долго готовилась, прежде чем произнести эти слова, что ей тяжело. Я почти слышала, как они падают и ударяются о пол. Она по-прежнему глядела на свои ботинки. Я смотрела сбоку на ее лицо и вдруг заметила, что оно как-то смягчилось.
— Я не хотела, чтобы ты узнала, что у нас дома не все гладко.
Она повернулась ко мне, осторожно встретилась со мной взглядом, снова медленно отвернулась и уставилась в пол.
— Я боялась потерять тебя.
Эти слова она произнесла еле слышно и снова посмотрела на меня. Мы долго сидели и смотрели друг на друга.
— Заходи как-нибудь в гости, — сказала я.
У нее был серьезный взгляд.
— Ты правда этого хочешь?
— Да, хочу.
Она дважды обернула шею шарфом и надела рукавицы.
— Тогда до встречи.
— До встречи.
И эта встреча будет не такой, как прежде, подумала я. Она может быть лучше. Намного лучше. Я не уверена, но может быть. Я видела, как Лена уходит прочь по коридору. Вдруг она остановилась, повернулась ко мне и пошла обратно. Легче, чем прежде. Радостнее.
— Я тут подумала… Давай напечатаем твои стихи в газете? В школьной.
Я, может быть, и не очень хотела, но обрадовалась ее предложению. И тому, что она сказала «напечатаем» — то есть мы вместе. Что она остановилась и вернулась, чтобы это сказать.
— Может быть. А они подойдут?
— Подойдут.
— Ладно. Тогда давай.
Снова похолодало. На выходе из школы меня обдало волной свежего, морозного воздуха. Я взбодрилась, остановилась подышать. Долго стояла, чувствуя, что должна сделать что-то важное. Я вернулась в школу. Пошла прямо в актовый зал.
Он как раз выходил, увидел меня и остановился прямо передо мной.
— Ты еще здесь? — широко улыбнулась я.
— Да уж, куда я денусь.
Я посмотрела на него. Хочу чаще бывать в лучах этой улыбки, подумала я.
— Я, наверное, повторяюсь, но ты очень-очень красиво пел.
— Точно повторяешься!
Мы засмеялись, и я почувствовала, что, насмеявшись со Стефаном, я пойду домой, и упаду спать, и буду спать долго-долго. И еще я подумала, что это Рождество, несмотря ни на что, будет очень даже неплохим.
Мы вместе вышли из школы.
— Не хочу повторяться, но и твои стихи очень даже ничего.
Мы шли рядом.
— Может быть, на «Евровидение» и не попадут, но в школьной газете будут.
Стефан засмеялся.
— Ничего себе, это же огромные тиражи! Мы прославимся на весь мир. По крайней мере ты — музыку в газетах не очень хорошо слышно.
— Об этом я как-то не подумала.
Идти вместе с ним было просто. Просто и весело.
— Ты серьезно тогда сказал, про шапку?
Стефан бросил на меня удивленный взгляд:
— Что?
— Что ты можешь одолжить ее мне в любой момент.
— А, да. Конечно. Уши замерзли?
— Да, немного.
Он снял с себя шапку сороковых годов и водрузил ее мне на голову.
— Я скоро верну.
— Не беспокойся.
Я и не беспокоилась. Совсем не беспокоилась. Давно я не была так спокойна.
Я шла домой по зимней улице в уродливой шапке Стефана. Она приятно согревала. Как кошка, прикорнувшая на коленях.
Мяу.
«Песня Лауры»