Совсем не прогрессор
Шрифт:
— А ведь Саша и меня заставил в это поверить. Его слова. Видимо, сверху было предписано еще и ему дать по башке, для моего лучшего понимания ситуации. Очень сложные дальние заходы, сильно переплетенные. Сунуть ко мне в палату. И все с целью заставить меня жить и к чему-то там стремиться.
Игорь подумал и не стал развивать мысль. А то ведь и про ее мать придется сказать. Для чего ее угробила высшая сила? Чтобы Саша превратился в милиционера? Или самолично менял пеленки? Воистину неисповедимы пути Господни. А раз так, то и просить не нужно. Сам даст, когда потребуется. Или не даст. Молитвы здесь бесполезны.
— Кстати, — спросил вслух, — а как у Саши с этим делом? В церковь ходит не на праздники? Исповедаться и все
Надя глянула искоса. Не прикалывается. Похоже, действительно не в курсе. Они между собой об этом не говорят. Высоких духовных материй не обсуждают.
— У папы с Богом тоже очень сложные отношения, — ответила нехотя. — Как у солдата с офицером. Младший по званию своего командира не любит, но уважает субординацию. Положено по уставу то-то и то-то. Честно проделает. Руку к головному убору или «так точно» выполнит в срок. Ну, в смысле свечку на годовщину или панихиду, обязательно все сделает. А просто так зайти — я и не помню. Он говорит, под обстрелом все верующие, в обычной жизни и не вспоминают. Потому что никто не верит в реальную помощь. От отчаяния просят.
— Это детдомовское воспитание. Не проси и не бойся. Легко сказать… Многие искренне верят. Только внушать нужно с детства. А на нас, да и на вас, государство напрямую не давит. Не мешает, однако и не помогает вещать про Бога. И на том спасибо. От коммуниста уже не требуют безбожия. За ним признается право на кой-какое утешение не из правительственных организаций. И это правильно. Должна быть отдушина, при отсутствии явного противостояния с властями. Мы все-таки меняемся. Медленно, и изнутри малозаметно — да когда живущий внутри системы мог видеть всю картину? Исключительно в сравнении можно делать серьезные выводы.
— Вот и написал бы об этом. Слабо?
— К штыку приравнять перо? Вот уж не мое. Если ты своей книгой не смог заинтересовать, лезть с поучениями глупо. Да реально в Союзе писателей бьются ведь не за истину. Все эти расплодившиеся группировки сражаются за материальные блага. Поддержишь Иванова или Сидорова — все заинтересованные стороны отмечают: «Ага! Он из деревенщиков или там военную прозу пишет». У нас ведь все давно распланировано. Сколько в год экземпляров книги типографии выпустят или дач особо прославленным писателям предоставят. И начинается дележка со сварой и визгом. Они не друг друга критикуют — они борются за место под солнцем и соответствующее снабжение. Нет бы по продажам смотреть. Кого покупают, того и выпускать. Нельзя. Все согласно соответствующим решениям. И перманентная борьба за власть в своей среде, а попутно тиражи и блага, никогда не закончится. А мне на все их потуги — плюнуть и растереть. Ну да — первоначально чистое везение, что кому-то в высоких инстанциях понравилось. Могли и не заметить или запретить. А дальше я пишу то, о чем хочу, и так, как хочу. Еще и не слишком быстро. За все годы четыре книги напечатали и от одной отказались. Не соответствует моменту. А мне плевать!
— Ну не так уж равнодушен, — пробурчала Надя. — В общалку ветеранскую выложил, шум был.
— Твоя правда, — согласился Игорь, — не стал переделывать и скинул. Если не на бумаге, так в «Снеге». Пусть читают. За что удостоился беседы в высоких инстанциях, с упреками в нелояльности. Мое счастье, там все-таки сидят не дубари полные. Товарищи имеют мозги и соображают, что иногда надо пар спустить, а не оставлять чайник кипеть, пока не взорвется. Убрать убрали, но особых выводов не сделали. Все лучше, чем в «Правде» разгромная статья от замечательно возбудившихся соратников по писательскому ремеслу, с гиканьем требующих принять меры. Я не диссидент какой, порочащий Родину и ее политику. Я за исправление отдельных ошибок в окружающем мире. А вот начнут давить — невольно принимаешься отвечать.
Надя изумленно покосилась на него.
— Хорошее дело, отдельных. Я вообще удивляюсь, как у тебя за «Приказ» не отняли «Красную Звезду»! Куда смотрят военные?
— А ты читала? — заинтересованно спросил Игорь. — Где взяла? На второй день вечером уже сняли.
— Ха, ты, дядя, ровно маленький. Что в сцепление попало, того уже не вырубишь топором. Ты же в Техцентре работал.
— Я просто менял детальки. Ума не требует, глубоких знаний тоже. Заявка, бумажка — там все написано. Я все-таки бывший механизатор и гайки крутить умею. Один раз показали — и принялся приносить пользу обществу. Заменил вентилятор или модуль, и в конце месяца свой стольник в руки. До серьезных вещей не допускали. Я и сам не рвался. Может, задержись подольше, и стал немного разуметь, а так вынесло во властители душ. Полгода и просидел с отверткой. Не отвлекайся. Мне интересен отзыв от знакомого человека.
— Распечатать проблема, — пожав плечами, ответила Надя, недоумевая по поводу странной необразованности вроде неглупого человека, — а скачать на домашнюю ЭВМ и потом переслать друзьям-приятелям — в любом количестве, нашел сложность. С экрана не всегда приятно читать большие тексты, но при желании почему нет? Под официальный запрет не попало, получается, никакого нарушения. Ходит по рукам достаточно. Читают. Правда, в таких случаях, бывает, и правят текст разные люди — от недовольных до гэбэшников, — но я сравнивала ради интереса. С оригиналом совпадает. Никто целенаправленно тебе репутацию не портит.
— Не понял? — озадаченно сказал Игорь.
— Это я лишнее задвинула? Ну, извини, предупреждать надо, что ты не в курсе. Жена за твоей спиной с моим папаней в сцеплении регулярно общается. Обычно они какие-то технические проблемы трут, мало интересного, а тогда подогнала ему текст, а я уж посмотрела и на диск скачала.
— Два вопроса. Первый: ты регулярно заглядываешь в чужие письма?
— Лезть с поучениями глупо. Это, если не дошло, цитата. У меня есть кому воспитанием ребенка заниматься.
— Ладно, не мое дело.
— Абсолютно так. И давай я второй вопрос озвучу?
— Ну?
— А что Саша сказал?
— Я очень прозрачный, — без особого удивления сообщил Игорь.
— «Грета, — с хорошо знакомыми отцовскими интонациями, выдала Надя, — это детский сад».
Игорь отчетливо поперхнулся.
— «… Любой служивший набросает массу историй, — невозмутимо продолжила, — гораздо неприятнее. Он за грань не зашел, а что Политуправление возмутилось — так это их работа. По мне, зря они задергались. Хотя дело известное. Если читать любое произведение под очень определенным углом, обязательно обнаружится извращенный ум читателя. Автор сроду такого не вкладывал. Он у нас против не выступает, и правильно делает. Поживем — увидим. Давить лауреата вряд ли всерьез станут. Постращают и успокоятся. А вообще хоть кто-то попробовал, а то я про армию читать не могу. Противно».
— А мне и не обмолвился, — сказал Игорь с обидой.
Он задумался и сообразил: Саша вообще после его первых рассказов не проявлял интереса к дальнейшему и с критикой не объявлялся. Оказывается, читал.
Надя помолчала и нерешительно спросила:
— Это действительно гораздо хуже?
— Ох, Надя. Ты размеры нашей доблестной армии представляешь? В ПВО на Камчатке или пехоте в Кушке — наверняка существует разница. Все равно как в одной стране очень по-разному живут в разных концах и с разными категориями. В целом — Союз, а каждый имеет свой личный опыт и распространяет его на весь мир. Ему говорят: «Такое бывает», — а он утверждает: «Не видел». «У нас с пятьдесят лохматого года не завозили сгущенного молока». И ведь прав. У них отсутствует. И страна и армия местами совсем не таковы, как мы их себе представляем. От окружения зависит, от начальства, от воспитания и еще от кучи разного, включая расстояние до большого города. Я тебе честно скажу, никаких особых ужасов не видел. Слышал, но иди знай, где кончается правда и начинается вранье.