Совсем не Золушка!. Трилогия
Шрифт:
На следующие день все столичные кумушки судачили и бале. Обсуждали наряды и прически, украшения и манеры, пары и интрижки. По поводу Росинты после ее поступления в Военный университет наговорили за год столько, что про ее поведение на балу уж и сказать-то было нечего.
Между тем, зима вовсю катилась с горы прямо в лето. На южные склоны Синих гор весна пришла и того раньше. Ардена совершенно не волновало ни теплое солнце, ни пестрые цветочные ковры в долинах. Но вот запахи, волнующие весенние запахи, кровь, в которой бурлили инстинкты, что было делать с ними? Да еще все вокруг только тем
Арден держался стойко и охлаждал пыл длинными заплывами в ледяных горных речках. После его купания вода ощутимо теплела. Гад Видар наведывался в деревню все чаще и возвращался с таким видом, что поневоле хотелось подраться.
В очередной раз полюбовавшись отвратительно довольной мордой друга, примчавшегося из низины точно к смене караулов и сдав дела, Фаррел бездумно понесся к перевалу, совершая головокружительные прыжки со скалы на скалу. Спустившись по перевалу в соседнюю долину, оборотень бежал, сколько было сил, пока не наткнулся на небольшую заводь под водопадом. Зашел по брюхо в воду и жадно пил. За шумом воды не услышал тихих шагов, зато запах ударил в нос резко и пряно. Фарга была в поре. Пума, зрелая и красивая, призывно заворчала.
Арден вернулся поздно. Видар чуял странную смесь расслабленности, досады и раскаяния, но Фаррел промолчал, а он не стал спрашивать. Он вообще не придал этому большого значения, во всяком случае, в очередном письме, извилистыми путями достигнувшем королевского дворца, об этом не было ни слова.
Окончания летней практики Рыся ждала как выздоровления после какой-нибудь не опасной, но очень неприятной болезни. Во-первых, второй и третий курс проходили практику одновременно, и если однокурсники после прошлой весны относились к фарге как к оборотню, третий курс развлекался осторожным подглядыванием и мелкими провокациями. Это не расстраивало, но досаждало, как крошки в постели. А во-вторых, Росинта ждала каникул, потому что именно к их началу, как сообщил Армель заботливый брат, Арден Фаррел должен был приехать в Вишенрог.
Время летело, потом бежало, потом тянулось. Каждый следующий день был длиннее предыдущего, и вовсе не потому, что солнце с каждым днем всходило раньше, а садилось позже. Наконец, практика была успешно сдана.
Рыська примчалась в столицу, и едва умывшись с дороги, кинулась к мэтру Жужину за кремами от веснушек, обветренных рук, душистым мылом и прочим, а оттуда к мастеру Артазелю на примерку заказанных перед отъездом платьев. В этот раз его искусство не вызвало у нее никакого неудовольствия. Напротив, от вида себя в большом зеркале в его мастерской, у нее поднялось настроение и появился зверский аппетит.
Ужин прошел как всегда в их семье. Потом они еще поболтали с мамой, пока отец просматривал срочные бумаги в кабинете, мама ласково поцеловала ее на ночь, как в детстве, и Рыська уснула с предвкушением, что завтра на нее обрушится огромное, как море, счастье.
Глава двадцать четвертая, о двух встречах. Или даже трех.
Почти
– ... этак у нас с Росинкой детей тоже не будет...
– думал Арден, сидя по шею в воде под водопадом. От холодной воды инстинкты пришипились и прорезался разум. Чем дольше сидел, чем громче думалось. Голова была свежая, все остальное - подмерзшее.
Фарга на берегу сначала принимала соблазнительные позы и мурчала, потом прошлась по берегу в совершенном недоумении, наконец, прилегла и стала ждать. На морде было написано что-то вроде 'никуда не денешься...'
Арден совершенно неблагородно стоял к даме спиной и ничего этого не видел. Напротив, согревался воспоминаниями исключительно о любимой.
– Ты что, ненормальный?
– раздался сзади хрипловатый обиженный голос фарги.
– Ты что там сидишь? Прячешься от меня, что ли?
– в голосе явно слышалось презрение.
Арден сидел рысью и не высовывался.
– Я так обрадовалась, когда почуяла оборотня, да еще кошака! Я тут совсем одна, возвращалась домой, в Крей, не успела до сезона. Ну же, вылезай!
– мурлыкнула соблазнительница.
Арден мужественно мерз.
– Может, ты меня просто боишься? Первый раз и все такое? Я все сделаю сама, мой сладкий...
Ардена передернуло.
– Гад! Сволочь! Так издеваться над фаргой! А может, ты извращенец?! Точно, извращенец!
Арден возмутился, но из воды не вылез.
Потом она опять уговаривала, ругалась, язвила. Хуже всего, когда она начала плакать. Фаррел терпел.
Она все-таки ушла. Он посидел еще, для страховки. Наконец вылез и упал на камни, трясясь крупной дрожью. В гарнизон вернулся поздно, убедившись, что опять один на многие мили, чувствуя, что пропала лихорадка гона и наступила умиротворяющая расслабленность. И еще досаду, от того, что зверь почти победил в нем человека, а в этой фарге, наверняка здравомыслящей во всякое другое время, зверь победил точно. И раскаяние, что не сможет защитить свою Росинку от ее и чужих инстинктов, а возможно - от своих собственных. Потому что будь на берегу она, а не чужая кошка, ничто не удержало бы его от жаркой и безумной любви.
Она проснулась до рассвета, побежала в ванную; не дожидаясь, пока кто-нибудь из горничных поможет с прической, торопливо расчесалась, отмахиваясь от несвоевременных нескромных мыслей и краснея, надела новое белье и платье, обулась в кокетливые туфельки. Посмотрелась в зеркало, сжала руки.
– Вот что ты выдумала, Росинта? Он, может, и не приехал еще... Куда ты пойдешь сейчас? Будешь стоять и ждать его, как дурочка, неделю?
– сказала, глядя в синие шальные глаза. Крутанулась на месте и побежала по переходам и коридорам, под удивленными взглядами охраны и редких служанок. Выбежала во двор, усилием воли взяла себя в руки, прошла в ворота спокойным грациозным шагом, кивнув дежурным гвардейцам.
Каблучки стучали по брусчатке, выбивая считалочку 'там-не-там, там-не-там'. Она дошла до поворота, не поднимая головы, потому что больше всего на свете ей хотелось посмотреть - ждет он ее или нет!
Они ждали вдвоем. Усталый Арден, в пыльном мундире и сапогах, и грязный Венчик, недовольно мотающий головой.
Ей казалось, что она не сможет пошевелить ни рукой, ни ногой, не сделает даже полшага навстречу от навалившейся слабости. Он подошел сам, прикоснулся легко, как будто к крылу бабочки.