Совсем не Золушка!. Трилогия
Шрифт:
От свежего воздуха и интенсивности опытов быстренько подъели все оставленные Лавеной в леднике кушанья и полуфабрикаты. Арден отправился на охоту, а Рыся оглядела кухню, в несколько слоев заставленную грязной посудой, вздохнула, нагрела воду и развела в большой лохани побольше мыла. Не успела она утопить последнюю тарелку - отмокать, как явился жених, отнюдь не с освежеванным кабанчиком. Он притащил две огромные корзины снеди, пожертвованные на науку Маритой, и обрадовал Росинку, что это не разовая акция, и благотворители теперь будут приносить еду ежедневно и оставлять на крыльце, дабы не прервать
Перемыв посуду (она мыла, он мешал, потом он вытирал - она лезла под руки) и позавтракав, а заодно уж и пообедав, волевым усилием помыв и эту посуду, пошли полежать, поскольку ничто так не способствует хорошему пищеварению, как послеобеденный сон. Как скоро они уснули - совершенно их личное дело, не правда ли?
Больше всего на свете, как и большинству родственников и родственниц, братьям Фаррел и их досточтимым супругам очень хотелось помешать молодым, явившись в гости. Однако к их чести, они себе этого не позволили. Напротив, однажды вместо еды затворники обнаружили записку и вынуждены были отправиться в гости. Голод, как оказалось, не тетка, а жена брата.
Обрученных ждал зажаренный целиком молодой олень, множество закусок, знаменитые узаморские кружевные блины с рыбой или свежими ягодами и холодный взвар. В меню также были тонкие и не очень намеки и улыбки, и очень смешные, с точки зрения доморощенных острословов, шутки.
Впрочем, половину Рыська не услышала, а вторую половину не поняла. Арден воспринял подколки братьев как неизбежное зло и лишил их немалой доли удовольствия, оставшись совершенно спокойным и невозмутимым, если не считать пары красных пятен на скулах. Жены, как истинные половинки, во всем следовали за мужьями, но с тем же результатом.
После того, как гости вдоволь насладились едой и радушием, их милостиво отпустили, снабдив провиантом и парочкой советов опытных исследователей. Они шли, держась за руки, и вековые кедры смотрели на них сверху с любовью и пониманием.
– Больше всего мне хочется увидеть Узамор зимой. Я всегда любила зиму больше лета...
– Зимой здесь наметает снега по самую крышу, и иней на деревьях сверкает, как бриллианты. Ночью от мороза с треском лопаются деревья...
Выход в свет благотворно повлиял на них. Дни потекли куда осмысленнее. Кавалер, как оказалось, еще не потряс прекрасную даму демонстрацией всех своих талантов. То есть не потряс, пока не достал гитару и не спел.
Для любви нет завтра и вчера,
Для любви расчета нет и планов.
Ты влюблен - всегда и навсегда!
И любимая всегда желанна...
А сердца желают просто быть
Рядом, безраздельно, бесконечно,
И в разлуке не желают жить,
А вдвоем - сильней в сто раз, конечно.
В этот миг сияющей любви
Мать-земля сама вас обвенчает,
Стали вдруг единым сердцем мы,
И единым телом... так бывает!
*Стихи Татьяны Резниковой.
Потом по канонам жанра герой непременно влезает к возлюбленной на балкон и получает заслуженную награду. К сожалению, далекий предок, построивший дом, не озаботился балконом, и Арден опять полез в окно. Награда
Вернувшиеся родители застали идеально чистый дом и обед, достойный дочери Матушки Бруни, владелицы двух трактиров. В день отъезда, вернее, портальных переходов, долго завтракали под разговоры, договорились, что будут просить Аркея и Бруни отпустить Росинту погостить в Узаморе на зимних каникулах, а Арден тоже постарается выбраться. Правда, надежды на это было немного, но надежда - самая странная субстанция из всех существующих. Стоит просочиться одной ничтожной частичке, как она начинает множиться и расти, заполняя собой душу и сердце.
Адэйр и Лавена остались вдвоем и то ли с беспокойством, а скорее с нетерпением и радостью, стали ожидать появления в доме котячьей корзинки.
Глава тридцать вторая, разговоры-разговоры...
– Росинта, дочка! Наверное, мы с папой были не правы, когда настаивали на отсрочке.
Бруни сидела на Рыськиной кровати, подобрав под себя ноги, в халате, с небрежно заколотыми волосами, смотрела на дочь и думала, что девочка выросла, а она, как и все матери, этого и не заметила.
Рысена обняла колени, положила на руки голову и мечтательно улыбалась. Они с мамой пили травяной чай - подарок Лавены - ели пирожные и секретничали. Рыся просто не могла промолчать, не рассказать, как она счастлива.
– Вы могли бы пожениться сразу после твоего дня рождения и ...
– Бруни была не расстроена, скорее растеряна.
– Или давайте назначим свадьбу на зимние каникулы? Или ты бросишь учебу?
– Но почему, мам?
– изумилась Рыся, входя из созерцательного состояния.
– Почему я должна бросить университет?!
– Не должна, конечно, но если ты..., если у вас будет ребенок?
– Мама!
– Рыся подползла и обняла Бруни, что бы не было так стыдно.
– Мель меня научила. И насчет свадьбы - пусть будет, как решили, через два года. А мы с Арденом и так никогда не расстанемся.
– Доченька-доченька!
– Бруни крепче обняла Рысену, гладила рыжие кудряшки.
Когда мама ушла, Росинта свернулась под одеялом калачиком и начала скучать по Ардену.
Под левой грудью полумесяцем алел свежий шрам. Точно такой, только старше на двенадцать лет, целовал сейчас Кай.
Бруни вернулась в супружескую спальню немного потерянная и задумчивая.
– Что, родная?
– Кай, по обыкновению, ждал ее, лежа поверх одеяла.
– Наша дочь - замужняя женщина, - снимая халат и забираясь к мужу под руку, обрадовала Бруни.
– Но свадьбу переносить не будем, - в ответ на незаданный вопрос.
– И бабушкой и дедушкой пока тоже. Я имею в виду, в третий раз.
– Вот тут ты глубоко ошибаешься, любимая!
– рассмеялся муж, опрокидывая ее на подушки и нависая сверху.
– Весь сегодня улыбался, как Петр Снежный, сбежавший из конюшни. Они опять беременны.