Совсем недавно…
Шрифт:
— «Беломор». Русский! Не угодно ли?
Когда какой-то мужчина переходил из одного вагона в другой, он увидел в тамбуре двух молчаливых курильщиков. Ничего удивительного, — вагон был для некурящих…
На последней перед городом остановке Найт предложил сойти с поезда и ехать в город трамваем. Так безопасней. Хиггинс рассмеялся:
— Ты всё-таки заболел здесь трусостью, хотя это отнюдь не русская черта… Если я прошел через границу и живу здесь, я ничего не боюсь.
— А я всё-таки… Встретимся через неделю, в девять часов на углу Красных
Он слез с подножки и исчез в темноте, а Хиггинс, зябко поёживаясь, смотрел на косые струи дождя и на лужи, в которых тускло отсвечивали фонари. «Нет, я предпочитаю такси и мягкую постель в номере „Интуриста“. Надо будет заказать в номер ужин и обязательно с водкой — чудное средство против простуды…»
Он слез в городе и пошел по перрону, обгоняя женщин с корзинками и чемоданами. На секунду он заметил лицо, показавшееся ему знакомым, уже виденным однажды; он замедлил шаг и огляделся. Этот знакомый подошел к нему справа и взял за локоть:
— Вот мы и снова с вами встретились!
Хиггинс обрадовался:
— А, это вы! Мы, кажется, выпивали в ресторане…
— Вы арестованы, — шевельнул бровями знакомый.
— Что? — Хиггинс почувствовал, что от колен поднимается мелкая противная дрожь и ему никак не унять ее. — Слушайте…
— Машина ждет на улице, мистер Хиггинс, — сказал Звягинцев.
Курбатов так и не дождался ни Белова, ни Хиггинса. В доме он оставил двух бойцов, а сам с Брянцевым и с третьим бойцом помчался в город. Из проходной он позвонил Звягинцеву. Тот оказался у себя. «Полковник Ярош собирается допрашивать Хиггинса, товарищ майор. Белов? Нет, нет, его не было с Хиггинсом». Курбатов обернулся к Брянцеву: «Немедленно поезжайте назад, в Горскую, и ждите его там, очевидно они встретились в поезде». Брянцев уехал, Курбатов пошел к Ярошу…
Брянцев остановил машину на прежнем месте и прошел к дому пешком.
По Деповской шло несколько человек, очевидно только что слезших с поезда. Брянцев дал им обогнать себя и обернулся: нет, сзади никого. Он вошел в калитку. И не знал, что сзади всё-таки был человек, жался к забору, выглядывал из-за дерева и видел, куда пошел Брянцев. Тогда человек побежал прочь, через совхозные огороды, кружным путем, и уже светало, когда он вышел на шоссе и просигналил попутной машине. Его взяли. Он сидел один в кузове и вздрагивал, а потом тихо-тихо засмеялся, прикрывая ладонью рот, будто бы кто-то мог услышать его смех. Он радовался, что ушел, а потом его снова начало трясти. «Хорошо, что документы и деньги со мной, надо начинать новую жизнь. Если у меня будет обыск, они найдут только паутину под полом да слоников на комоде… Мраморных слоников, „приносящих счастье“!»
Курбатов ожидал увидеть Хиггинса таким же вялым, подавленным неудачей, каким был Скударевский. Однако Хиггинс вошел в кабинет полковника Яроша и сел, всем своим видом стараясь показать, что ему абсолютно всё равно, где сидеть — в ресторане за столиком или в кабинете следователя. Курбатов, стоявший позади Яроша, отметил ту развязность, с какой Хиггинс закинул ногу на ногу
— Начнем игру? — спросил Хиггинс.
— Вас привели сюда не играть.
— Значит — на чистоту? — он нервно усмехнулся. — Не всё ли равно, как пойти в расход — после исповеди или не исповедуясь.
Курбатов снова подумал: хитер, да весь как на ладошке.
Ярош ответил Хиггинсу, словно подхватив мысль майора:
— А на что вы рассчитывали, когда шли? Не на то, надеюсь, что мы дадим вам домик за городом и грядку с тюльпанами?
— Я американский подданный. Вы не имеете права, в конце концов, применять ко мне ваши законы. Я случайно очутился у вас.
— Вы всё-таки начинаете игру, Хиггинс? Ну, хорошо, предположим, вы случайно попали в страну, пограничную с нами, ведь вы приехали туда в качестве миссионера? А как вы оказались в Советском Союзе? Объясните.
— Я заблудился. На лодке поехал ловить рыбу. Это было еще до рассвета. В тумане потерял направление, пристал к берегу и… попал к вам.
— Что ж, почти правдоподобно. Только вот вашей лодки мы не нашли. Видимо, ее кто-то увел обратно. На это что скажете?
— Вот уж не знаю! Течением, вероятно, унесло.
— Нет, это не пойдет. Течение на озере слабое, и — вдоль советского берега… Не сходится, Хиггинс! Тем более, что вы прошли по ручью… Кстати, вот ваша карта, лупа, компас. Это же ваши вещи? Как же вы могли заблудиться?
Хиггинс недовольно и недоверчиво повертел в руках свой компас:
— Да, да, это действительно мои вещи. Но я не умею пользоваться ни компасом, ни картой. Когда сошел на берег, то попросту выкинул их.
— Пусть будет так, хотя и наивно. А почему вы не пошли прямо в сельсовет, или на заставу, или в любой населенный пункт и не заявили, кто вы и откуда?
Хиггинс молчал, разглядывая свои аккуратные ногти, потом он глуповато и в то же время стыдливо сказал:
— Мне захотелось посмотреть, как живут русские. Я думал воспользоваться подвернувшимся случаем…
— Это что же, опять случайность? И также вы случайно зашли на телеграф и дали телеграмму случайному знакомому?
— Я никому никакой телеграммы не посылал.
— Хиггинс, ну к чему так смешно врать? Или вы хотите сейчас узнать свой почерк на бланке? Правда, телеграмма подписана женским именем, но почерк-то ваш!
— Ладно, я согласен кончать игру. Видно, вы следили за мной от самой границы. Но я деловой человек и знаю, что мои сведения вам нужны.
Курбатов усмехнулся.
Ярош взял чистую бумагу. Первый вопрос, заданный Хиггинсу, касался его прошлого, и он рассказал о нем бегло. Трудно было по этому ответу судить о Хиггинсе как о старом и опытном разведчике.
— Вы скромничаете. Почему бы вам не рассказать о своих похождениях в Праге и Эльблонге?
Хиггинс почувствовал, что они знают о нем много, слишком много, и действительно, чего доброго, дело кончится плохо. Он побледнел; эта внезапная бледность не скрылась ни от Яроша, ни от Курбатова.