Союз нерушимый: Союз нерушимый. Страна мечты. Восточный фронт
Шрифт:
Война – это мир. Можно воевать тридцать лет, с австро-венгерских времен, и не проиграть, но быть так же далеко от победы. А мир – это война: а чем плохо «Украина це Канада» – была когда-то колонией, стала доминионом, с чисто номинальной властью бывшей метрополии? Вот только дипломатия всегда должна подкрепляться кулаком, чтобы показать свою силу: со слабым не разговаривают, тем более не уступают! Пусть в Лондоне велят «драться до последнего украинца» – примем тактику, которую они хотят, мятеж жестокий и кровавый, но с совершенно иной целью! Добиться от Москвы признания за Украиной права доминиона, с альтернативой долгой и изнурительной войны – мы-то стерпим, как уже тридцать лет под тремя державами, да и под москалями тоже два года после тридцать девятого, а вот Сталину вовсе не нужна дорогостоящая смута в свете будущих осложнений с державами. Довольно прятаться по схронам – пора уже и выходить во власть. Шухевич понял это первым.
Начать планировалось осенью. Воевать легче, когда уже собран урожай. К тому же были сведения, что в это время какие-то события начнутся и в Москве, и Сталину будет уже не до Украины. Киевская операция задумывалась первоначально лишь как частное улучшение позиции перед решающей битвой, ну и конечно, разведка боем. Ее причинами были совпавшие по времени начало административно-территориальных реформ, в результате чего появился уникальный шанс подчинить себе первого секретаря, и «кооперативные» дела на востоке, требующие немедленного ответа. Демонстрация не только Киеву, но и Москве, что может начаться по всей (не только Западной) Украине, если не прислушаться к голосу украинского народа. Сохранение УССР, прекращение преследования кооператоров – и, о чем не будет сказано вслух, резкое усиление влияния ОУН на органы местной власти и рост авторитета среди населения. Что придется кстати осенью, когда настанет пора требовать фактической независимости – а как еще назвать право собственной внешней политики с посольствами и торгпредствами? Своя национальная армия, лишь номинально подчиненная Москве, свои органы внутренних дел и госбезопасности, лишь своя национальность во власти, свое право устанавливать налоги и решать, сколько отсылать в центр, свой государственный язык, поддержка своей национальной культуры [46] . А если в столице откажутся – угрожать восстанием и, возможно, даже начать его и сражаться до того дня, когда эти требования будут удовлетворены. И да здравствует самостийна Украина – чем это хуже Польши, Чехословакии, Венгрии, так же появившихся после той, прошлой войны? А он, Кук, конечно же, будет премьером, или президентом – ну, с Шухевичем они договорятся, кто будет первым, кто вторым. А этот неудачник и трепач Бандера – да кому он будет нужен тогда? Заодно придется почистить кое-кого из своих, если, конечно, они доживут, – а то уже сейчас слышны голоса: «предатели, соглашатели», – видят уже, что мест у кормушки наверху выйдет меньше, чем желающих их занять. Но это уже вопрос будущего. Чем я хуже Пилсудского, кто начинал так же, как я, боевым командиром?
46
В нашей истории все это предполагал осуществить Берия после смерти Сталина. Слава богу, не успел.
И вдруг все пошло кувырком. Началось с приезда московской сучки – Кук мог поклясться, что она его узнала, но не мог ее вспомнить, как ни напрягал память. А предмет, которым она манипулировала, был отдаленно похож на микрофотоаппарат. Может, то и впрямь была пудреница, или что там женщины таскают, – но Кук был убежден, что излишняя предосторожность не помешает. Потому и озадачил Витковского, дело казалось не таким сложным. Особенно когда в «Национале» есть свои люди, пусть не для силовой поддержки, но наводчики и наблюдатели из персонала. Все должно было произойти, как много раз до того – машина чуть поодаль, двое с автоматами для прикрытия, трое идут в номер, причем двое из них – это хорошо обученные боевики. Сам Витковский появляется на месте позже, но обязательно – лишь он знал объект в лицо, а вдруг там каким-то образом окажется другая? Изъять предмет, и если окажется фотоаппаратом, тащить сучку на базу, после Кук сам допросит и решит, что с ней делать… может, и отпустил бы, в каком состоянии – вопрос. А если пудреница, то просто наказать за строптивость – привязать к кровати, оприходовать вчетвером, и в завершение бритвой по лицу, на память. Ай-ай, сколько в Киеве бандитов развелось, а вы и не знали?
Неожиданностью были «фронтовые друзья», о встрече с которыми доложил агент из уголовных, кому поручалось встретить сучку по приезде и попытаться незаметно вытянуть подозрительный предмет или просто вырвать сумочку и убежать. И не было уже времени и возможности переиграть – группа Змеюки вышла на исходные. Оставалось лишь надеяться, что товарищи офицеры, нагулявшись, разойдутся по своим номерам. И был условленный сигнал, и группа вошла – что случилось дальше, агент-контролер, наблюдавший с улицы и издалека, понять не мог. Но выстрелов не было, ни одного. Группа не вышла, а пройдя мимо машины, агент увидел, что сидящие в ней мертвы, хотя он мог поклясться, что к автомобилю никто не подходил. Тут контролеру стало страшно, и он убежал и не видел, что происходило дальше – будет наказан за трусость! Но после видели, как к «Националю» подъезжали грузовик и бронетранспортер, стояли очень недолго. Шесть человек исчезли бесследно, и машина, и женщина-агент из гостиницы. И это было еще не все!
На базе в Соломенках, куда должны были доставить сучку, ждали, что, возможно, вместо Змеюки придут энкавэдисты. Эта предусмотрительность не раз спасала прежде, тактика была отработана – пулеметчики на позициях, управляемый фугас на подъезде, прорыт подземный ход, а сам дом подготовлен к взрыву. Этот метод применялся еще в тридцатых против польской дефендзивы. Никто ничего не видел, хотя и в соседних домах были «маяки» – и вдруг база взлетела на воздух, шестеро убитых, пятеро раненых, причем трое – тяжело. Итого в боивке «полевой жандармерии» осталось всего семь человек в строю. А это было очень плохо, поскольку сгинувший Витковский и его люди были последним козырем Кука на случай, если Козак, СБ, замыслит недоброе. Его головорезам ведь плевать, ты генерал-хорунжий, рядовой боец или вообще крестьянин – на кого укажут, тому и накинут удавку, «ты зраднык, боивка приговорила тебя к смерти как ворога украинску народу», и все – Кук сам не раз видел эту процедуру. Хотелось верить, что на базе произошел несчастный случай, сдетонировал подготовленный заряд, – но паранойя отвергала эту возможность напрочь. Слишком опытен был Витковский Змеюка, как и его люди, чтобы допустить ошибку – а значит, против играет кто-то более умелый?
Катастрофически не хватало информации. Вернее, она была, но безнадежно запаздывала. Основой «всезнания» ОУН в городах были «маяки» – люди, занимающиеся своим обычным делом, но обязанные тотчас же передать информацию, сообщенную им или замеченную лично, очень часто – женщины или подростки. И если в Галичине они работали за страх, хорошо зная, что с ними сделают за неусердие или сознательное умолчание, то на востоке часто приходилось прибегать к прянику, к помощи тех, кто кормились вокруг созданных ОУН-артелей и кооперативов, не все из них были сторонниками УПА, но отчего бы не помочь хорошим людям, если они платят тем или иным способом, в это трудное время – кто-то даже не знал, на кого работает, кто-то предпочитал не знать, кто-то полагал, что речь идет о коммерческих и личных интересах. Сеть получалась густая, обязательно кто-то что-то где-то видел или слышал, и неуловимая, как отличить передаваемую информацию от обычных слухов, трепотни соседок – но вот скорость передачи сведений оказывалась недопустимо медленной. Лишь сейчас, уже поздно вечером, Кук узнал о приказе, пришедшем из Москвы в штаб Киевского военного округа – с завтрашнего дня, 23 июня, ввести в Киеве и окрестностях военное положение! И что из Крыма уже перебрасывают самолетами дивизию морской пехоты, и что во всех частях гарнизона объявлена повышенная боеготовность, а солдат с Западной Украины приказано поголовно арестовать. Приказ был секретный, как положено – но один из офицеров, заглянув домой, сказал жене: «Меня не жди, ночую в казарме», и также по секрету объяснил ей все, жена никому и не сказала, кроме как лучшей подруге-соседке, к которой зашла погоревать, что опять остается одна… дальше пошло, как у Пушкина, докатилось и до Кука, через шесть часов. А это значит, что в штабе КВО уже давно телефонировали во все подчиненные части, в то время как ему, Куку, требовалось послать связных, пеших или на велосипедах, к тем же воинским частям, проникнуть в расположение, разыскать там доверенных людей. Оставалась еще надежда, что где-то на приказ могли забить, в обстановке мирного послепобедного времени, исполнить лишь отчасти или формально, – но было ясно, что надежда на помощь от восставшего гарнизона уменьшилась в разы! И не успеть уже поднять введенные в город курени, морская пехота будет тут, как сказал этот, из штаба, уже завтра к утру – а вступать в уличные бои с этими головорезами, с которыми при равном числе боялись драться даже ваффен СС – придумайте более гуманный способ самоубийства! И в отличие от местного гарнизона, который еще можно как-то распропагандировать, эти, фанатичные «за Родину, за Сталина», даже слушать не станут – «бандеровец? к стенке!» И приказы могла отдать лишь Москва, не Киев! Значит, случилось худшее – там все знают и сыграли на опережение!
Пять, шесть, восемь тысяч морских пехотинцев – против полутора тысяч хлопцев в трех куренях. И эта дивизия не может быть единственной. Наверное, идут и еще войска, через сутки тут будет уже не протолкнуться. И восстание утопят в крови. Срочно отменять операцию, потому что на победу шансов нет?
И что тогда? Если москали знают – то и о куренях, введенных в город, им известно. А значит, хлопцам уже не вырваться никак. Организованно – не выпустят. Рассредоточиться, укрыться по квартирам, выбираться поодиночке – так весь Киев будут прочесывать частым гребнем: облавы, проверки документов, задержание всех подозрительных. Точно так же закроют все дороги, входы-выходы, а ведь это не Галичина или Волынь, хлопцы здесь чужие! Не говоря уже о том, что, с высокой вероятностью, будут хватать просто за западенский вид или говор, а тем более местожительство по документу. Кто-то, конечно, пробьется, но немногие – если спасется четверть, то это будет дьявольским везением. И курени все равно погибнут – но бесславно, как бараны на бойне. И он, Кук, тоже не заживется – в любой миг, в любом месте подойдут хлопцы друже Козака с удавкой, и «ты зраднык», и ведь не скроешься нигде!
Выходит, что терять нечего. А если мы будем играть? Ведь фигуры в этой партии меняют цвет! Не все. Но вот сделать, чтобы наши потери стали потерями врага – вполне реально! В открытом бою нас раздавят. Значит, надо, чтобы стреляли не в нас.
Все как было задумано. Дьявол, не хватит времени – предполагалось, что будет дня три, а то и неделя на нагнетание обстановки, на разогрев толпы! Но теперь придется начинать немедленно – хватай чемодан, вокзал отходит! – завтра днем в Киеве будет уже полно москальских солдат. Значит, толпа на улицах уже должна быть – мясо, в котором увязнут даже морпехи. И чем больше будет трупов, тем лучше для нас! Пешки и должны жертвоваться для выигрыша партии. Если завтра, в кооперативах, собрав актив, даже не соврать прямо, а предупредить, что вот, мол, московские жизни не дают и вообще Украйну с грязью мешают за то, что под немцем были – намекнуть, что во столько-то будет вынос «гумаг» из партийных домов, мол, свои-то против, но против Москвы как попереть? И вообще, слышали, что на востоке творится – вот и у нас готовят то же самое, голод будет, цены вдвое-втрое, поскольку нас в автономные хотят из союзных, там другой порядок снабжения и нормы. Кто там будет с цифрами и законами доказывать – главное орать погромче, горлом брать, ну тут агитаторов найдем! И побольше горилки – покупай, пока дешево, потом лишь москальская водка будет, а ее не купишь, грошей не хватит! И стотысячной толпы собирать не надо – двадцати тысяч хватит за глаза!
И никаких «ще не вмерла» или даже упоминание Бандеры в первые часы! Флаги – а пожалуй, можно и желто-блакитные, но обязательно рядом с красными, как символ единства! Пусть в толпе до конца не верят, сомневаются – но чтобы встревожены были и с подозрением. И это даже хорошо, что войска уже ждут, проинструктированные про «бандеровцев», уже палец на спуске. Впрочем, если кто с той стороны и выйдет, поговорить, успокоить – на то снайперы есть. А дальше дело техники, пара выстрелов и по солдатам, и по толпе, чтобы началось! Если ограничатся малой кровью – то завести майдан, чтобы публика решила – не расходимся, «пока Москва не отменит все». А вот если будет кровавая баня, пулеметы в упор и сотни трупов – тогда можно и «ще не вмерла», и «Степан Бандера наш защитник», и «бей москалей» – по обстановке решим! Да, еще и пленных привлечь, мясом. Ради чего их намеренно кормили гнильем и одевали в рванину, чтобы озверели на весь свет и за перспективу на свободе погулять гулянку поддержали. У них конвой – на всю толпу двое-трое, их убить минутное дело – и кто на свободу желает, а кто назад в барак, тухлую брюкву жрать?
А пока войска разбираются с толпой, ударные группы из всех трех куреней штурмуют выбранные объекты и проходят по адресам. Даже морская пехота не может быть вездесущей, и на весь Киев ее не хватит! Очень хорошо будет документы захватить партийные, ГБ и НКВД. Идеал – если удастся поймать кого-то из верхушки, например наркома ГБ Савченко или его заместителя Карина-Даниленко, чтобы они озвучили нашу позицию перед москвичами. Или же придется отходить с трофеями лично мне и тем, кого выберу – кому жить. Пока советские будут добивать тех, кто остался в городе, и укладывать штабелями трупы мирняка. Три куреня по-всякому придется списать, если и вырвутся, то одиночки. Не страшно – в УПА их еще числится больше двухсот! Но зато какой резонанс – Киев был взят, пусть всего на день-два! Это можно считать победой?