Союз Родов 1. Становление
Шрифт:
– Ну, двадцать.
– В том-то и дело что «ну двадцать», а он сколько отжался? Около двести и я уверен, что смог бы отжиматься еще столько же.
– Да ну на.
– Вот тебе и дануна. Он даже не напрягался. Он же тебя в бараний рог согнет, прям перед подчиненными согнет, а потом загремит под трибунал по твоей милости.
– Ну не согнул же.
– Вот этому-то я и удивлен. Он еще и умный, в отличие от тебя. Как он быстро догадался тебя на место поставить. Правда не учел, что ты туп как пробка.
– Помяни мое слово, он еще меня пододвинет.
– Не успеет, тебе осталось-то полгода.
– Этот может и успеть.
Вот теперь Кондратюк был напуган. Он знал, что Брагин просто так языком
Брагин вернулся к салагам, оставив младшего сержанта додумывать происходящее. С непривычки Кондратюк даже вспотел.
– Ну что, товарищи бойцы. Давайте знакомиться. Завтра вас распределю по отделениям и познакомлю с командирами. Я ваш взводный, старшина Брагин. Для вас, товарищ старшина. Младший сержант позволил себе вольности, вы уж простите его, больше не повторится. Это я вам гарантирую. Любые неуставные взаимоотношения буду наказывать мордобоем лично. Это уже относится к тем, кто сейчас делает вид, что спит. Вы меня знаете, за мной не заржавеет.
– Всем отбой, ты останься.
***
– Как фамилия?
– Рядовой Бесфамильный.
– Фамилии нет, или фамилия Бесфамильный? – усмехнулся Брагин.
– И то и другое, товарищ Старшина.
– Пойдем в красную комнату, поболтаем. Накинь на себя.
– И сколько раз ты сможешь отжаться?
– Не знаю, товарищ старшина. Специально больше ста не отжимался.
– Ты отжался около двухсот, сколько еще смог бы?
– Может день, может два, не знаю.
Брагин поверил. Парень не врал и не понтовался, так не врут, просто сказал по факту. Почему он тут? Он же в спецназе должен быть, в десантуре, в спортроте, в ДШБ, не важно, где, но уж точно не в ракетчиках. Нужно доложить капитану. Пусть переводят, там он нужнее. Подозреваю, что даже там он будет белой вороной.
– Силен, ну а подтягиваешься сколько?
– Извините, товарищ старшина, я же не спортсмен, не считал никогда. Наверно не меньше, чем отожмусь. У нас и турника-то не было.
Брагин присвистнул. Перед ним он не боялся выглядеть слабее. Парню это было известно изначально.
– Ну и чего делать будешь?
Брагин не сомневался, что Бесфамильный поймет куда он клонит.
– Думаю, после сегодняшнего цирка меня переведут с вашей подачи. А пока буду служить под вашим началом.
– Правильно думаешь. Просьба к тебе. Не испорти все, к салагам будут исподтишка под кожу лезть, ты конечно мимо не пройдешь, но не испорти все. Понимаешь?
– Понимаю. Не испорчу.
– Дуй спать. Завтра подъем в семь. На зарядку со мной пойдешь.
– Разрешите идти?
– Стой, ты, правда, уснул что ли, пока отжимался?
– Так точно, я не ожидал, что понадобится столько время…
– Иди уже.
– Есть!
«Вот ведь подфартило, чего с тобой делать то» – Брагин чесал затылок, пока туго соображая, как поступить.
«Ну и как к нему относиться? Может, сейчас капитана поднять?» – Брагин представил лицо капитана и решил ждать утра. «Завтра все доложу, еще самому в голове уложить надо. Подумаешь, отжимается больше, чем весь взвод вместе взятые…».
Сопка радости
– Подъем, форма одежды номер два. Построиться. Налееево, на зарядку бегооом марш. Бесфамильный, ко мне.
– Со мной побежишь, подозреваю, бегать ты тоже умеешь.
– Умею.
– По утрам бегал?
– Так точно, обычно километров десять, иногда двадцать, по обстоятельствам.
Брагин обернулся к своей «головной боли».
– Каким таким обстоятельствам?
– Мы на заимке с дедом жили, а он по утрам любил травку заварить на родниковой воде, причем не на каждой. Ну, я как-то и принес ему с северного кордона воду во фляжке, уж больно она там хороша, он похвалил за прыть. Я тогда совсем малой был, понравилось. С тех пор и бегал утрами за водой, километров шесть в одну сторону. Когда река разливалась, небольшой крюк приходилось давать. Потом деда не стало, а привычка осталась.
– Хорошая привычка. Пошли к КПП, оформлю тебе разрешение на утреннюю пробежку за пределами части. Вон в ту сторону бегай, к сопке. Её сопкой радости называют, потому что, как ты понимаешь, особой радости туда бегать никто не испытывает, а бегать иногда приходится. Но тебе понравится. Там большой круг есть, километров двадцать, малый в половину меньше. Не заблудишься. Турники не показываю, не нужны они тебе. Бегать будешь один, мне за тобой не угнаться, а кроме меня любителей не найдешь.
– Спасибо, товарищ старшина.
– Беги давай, время не теряй, а я на стадион, своих лодырей погоняю. В двадцать минут девятого построение на завтрак. Не опаздывай, шкуру спущу.
– Есть, не опаздывать.
Бежать было легко, воздух свежий, по-осеннему морозный. Утренний туман доходил лишь до середины сопки. Очень удобное для пробежки место, извилистая тропинка постепенно поднималась почти на самую вершину. Нельзя сказать, что тропинка пролегла между деревьев. Скорее, она пролегла там, где ей позволили деревья. Это были матерые сосны. Иные в два обхвата, голые у основания и лишь ближе к вершине была огромная копна веток. Борьба за солнце тут была нешуточная. Изредка попадался кустарник, но он был гостем, которого терпели до поры до времени. Вся тропинка была усеяна сухими веточками, шишками и переплетена мощными корневищами. Чьи-то неумелые ноги содрали кору с них, но не победили. Было ощущение, что он подружится с этой тропинкой.
Совсем недавно тут пробежали четверо, шаг широкий, тяжелый. Ботинки армейские, подошва мягкая снаружи, но не очень гибкая. Таких людей и такой обуви он в части пока не видел. Скорее всего, в районе этого леса расположена не только их часть. Ваньке стало интересно понаблюдать еще за этими бегунами. Тем более, что тропинка не собиралась разветвляться.
Один из них припадает на левую ногу, скорее всего старая рана, не болит, а привычка осталась, иногда перестает хромать, забываясь. Второй бегун тоже очень интересный. Не охотник, но бежит, почти не смещая мелкий мусор, очень экономный шаг, но шире чем обычно. Как будто с него только что сняли килограмм тридцать, а бегун еще не перестроился. Третий осторожничает, бежит не ровно, по сторонам все смотрит, кого-то выглядывает, или по привычке смотрит по сторонам.
Последний, бежал не по своей воле. Он был слишком тяжелый для таких пробежек. В таком состоянии он больше, чем двадцать километров не пробежит. Иван, мысленно, слышал тяжелое дыхание и ворчание этого тяжеловеса. Зачем они его потащили с собой? Он, явно, не в своей тарелке. Как и следовало ожидать, через пару десятков метров были видны следы падения. Корень, за который зацепился новый знакомый Ивана, просто вырвали из земли. Падение было достаточно болезненным, в этом месте на тропинке было много угловатых камней и переплетений из толстых корней. Один из камней, по-видимому, впился в колено и наверняка поцарапал. Крови на нем не было, но характерные следы говорили, что этот камешек пытался раздавить всей своей массой очень большой человек. Камень продавил часть материала в попытке порвать штаны напавшего на него, но не справился с этой задачей. На месте падения не видно было следов от рук. Падать он умел, но нервы ни к черту. Недалеко виднелся след во мху. Там раньше лежала сухая ветка, теперь её нет, видимо закинул в лес. Это было совсем недавно, каких-то пять, десять минут назад. Странно, Иван не слышал никаких звуков. Ведь должен же был этот дуболом вскрикнуть, когда падал, или сматериться, когда вымещал злобу на палке.