Союзники (Флот - 4)
Шрифт:
– И тогда...
– продолжил Брэндис, игнорируя ее предположение, - ...это расстройство может быть психосоматическим?
Барди пожала плечами. Она чинила тела, а не мозги.
– Скафандр сохранил ему жизнь, возможно, и сознание тоже. Он может представлять, насколько сильно покалечен. Но как долго он был в сознании, неизвестно; скафандр фиксировал только параметры жизнедеятельности.
– Хорошая мысль.
– Брэндис и другие повернулись, чтобы взглянуть на безмятежное лицо спящего.
– Вполне возможно, он знает о состоянии своего
По тону Брэндиса Барди поняла, что он раздосадован тем, что такой уникальный случай ускользнул от него. Брэндис имел огромный опыт в консультациях по вопросам "сознания".
– Доктор Мэйкем добилась реакции лейтенанта О'Хары, - вмешалась дежурная сестра. Она стояла с другой стороны, и Барди ее не заметила. С каким удовольствием Барди свернула бы ей шею!
– Когда и какой?
– Выражение нетерпения на лице Брэндиса стало почти алчным.
– О, я лишь слегка коснулась его лба.
– Барди чувствовала себя глупо: прикосновение считалось анахронизмом; сложнейшие приборы измеряли температуру с высокой точностью.
– И?..
– Ободрил ее Брэндис.
– Слабая улыбка. Возможно, рефлекторная.
– Она почувствовала румянец на щеках.
– Несомненно, - насмешливо пробормотал кто-то.
– Кто бы мог подумать, что такому красивому мужчине нужно еще и мозгами шевелить!
– А кто это знает?
– Слова вырвались, прежде чем Барди успела подумать, и тут же залилась краской.
– Вполне естественное тщеславие, - невозмутимо заметил Брэндис, в его холодном взгляде не отразились никакие эмоции.
Брэндис был довольно привлекательным парнем, в отличной форме, и, если верить госпитальным сплетням, проявлял недюжинную активность в гетеросексуальных связях, что, вообще говоря, нарушало профессиональную этику. Словом, Барди почувствовала, что он завидует.
– Итак, доктор Мэйкем, не будете ли вы так добры повторить ваш опыт? Он отошел в сторону и освободил место Барди.
Барди не понравились ни его выражения, ни манеры, ни требования. Неохотно она вышла вперед, чувствуя себя еще более нелепо, чем в те времена, когда была студенткой первого курса медицинского колледжа, и положила руку на широкий лоб О'Хары.
– И это все?
– презрительно спросил Брэндис. Никакой реакции пациента не наблюдалось.
Барди боролась с желанием повернуться и убежать. С мрачным выражением лица она передвинула руку и в точности повторила свои действия.
– Роджер О'Хара! Роджер!
Ее пальцы медленно скользнули по лбу и отвели назад его кудри. Когда слабая улыбка вновь тронула его губы, она уже не знала, радоваться или нет. Лучше бы провалиться сквозь землю. Впрочем, эксперимент есть эксперимент.
– Эй, Роджер, проснись, проснись.
И снова его брови пришли в движение, на лице появилось почти незаметное выражение недовольства, и голова слегка отодвинулась от нее.
– Я знаю, ты здесь, очнись!
Барди замолчала,
– По крайней мере - это все, что я говорила.
Последовала долгая и неловкая пауза, пока ее коллеги переваривали увиденное.
– И это все, чего вы добились?
– нахмурился Брэндис.
Барди неопределенно кивнула. Ее профессиональный статус был восстановлен, и это доставило ей удовольствие.
– Это самый значительный отклик, полученный от него, - одобрительно сказала дежурная сестра.
– А не попробовать ли и вам.
– Движением руки Брэндис пригласил сестру повторить действия Барди.
Никакой реакции.
– Интересно. Весьма интересно.
На воротнике у Барди тихо запищало устройство вызова.
– Начало смены, коллеги. Извините, мне пора.
Она покинула сектор 22 настолько быстро, насколько ей позволило чувство собственного достоинства.
Большинство случаев в этой смене были обычной рутиной: ампутации, дикие рваные раны от последнего изобретения халиан - кромсателя. Она испытывала удовлетворение, спасая жизни, и все же одна и та же галлюцинация преследовала ее: улыбка О'Хары на лице каждого пациента.
В конце смены она вернулась в сектор 22 к кровати 4 и просмотрела последние показания приборов. Из них следовало, что Роджер О'Хара так и не приходил в себя. Из медперсонала никого, кроме нее, в секторе не было. Испытывая явную неловкость, Барди погладила лоб О'Хары, запутав пальцы в кудрях, затем скользнула вниз по щеке. Появилась улыбка.
– Роджер, - сказала она мягко, ласково.
– Ты здесь, я знаю это, пожалуйста, перестань прятаться. Все хорошо, проснись. Ты в своем собственном теле. Мы не позволили тебе умереть, ты знаешь. Поэтому у тебя есть выбор. С тобой все в порядке. Ты действительно существуешь! Ты все еще цел и поправляешься даже лучше, чем можно было ожидать.
Она повторила ласку, и он пошевелился, глубокое "М-м-м" зародилось в его гортани, и он облизнул губы.
– Роджер, милый мальчик.
Она погрузила палец в стакан воды и провела им по его губам, которые, как это ни странно, были не такими уж и сухими.
– Давай, Роджер. Проснись.
– Он нахмурился снова.
– Ты не хочешь просыпаться? Ладно. А если все-таки попробовать? Уверяю тебя, ты будешь прекрасно себя чувствовать. К тому же, боюсь, у Брэндиса есть относительно тебя кое-какие идеи, и ты не будешь от них в восторге. Так что лучше просыпайся.
Выражение недовольства стало сильнее, голова Роджера повернулась, как бы сопротивляясь ее требованиям.
– Сделай это для меня, Роджер? Проснись для Барди?
Она откинула со лба его волосы, ласково перебирала их, не переставая удивляться мягкости и упругости кудрей, обвивающихся вокруг пальцев.
– Вспомни о маме, Роджер, ну давай, сладкий мой, открой глазки.
Она постаралась придать голосу интонации нежности и любви. Веки его задрожали, мускулы на висках и скулах задвигались.