Союзники
Шрифт:
— В подземный ход! — завопил Штитсин, устремляясь вниз по лестнице. — Все в подземный ход! — Сам он уже достиг бокового входа в Большую Палату. — Все к выходу из замка! — Воины устремились за командиром.
Штитсин остановился внизу, пропуская вперед своих солдат, потом присоединился к арьергарду. Ствол его ружья раскалился. Штитсин знал, что за ним тенью следует Картрайт…
Дождавшись, пока все воины исчезнут в туннеле, Штитсин нащупал в стене третий кирпич сверху и нажал потайную кнопку. В ста ярдах, на том берегу реки, раздался
— Командиры! Пересчитать людей! — крикнул Штитсин.
Помощники быстро провели перекличку и доложили. Лишь две трети его войска сумело выйти из крепости. «Мы отомстим за них!»— подумал Штитсин. Он оглянулся.
— А где Картрайт?
Картрайт был рядом. Он перевязывал лапу раненому воину. Медицинскому искусству Синдиков нет равных. Картрайт повернулся к военачальнику.
— Ты искал меня?
Штитсин вдруг понял, что его ужасно раздражает сильный акцент человека. Даже теперь, столько лет спустя. Он напомнил себе, что человеческая глотка не приспособлена к звукам халианского языка.
— Что скажешь, Картрайт? Наши потомки должны проклясть этого посланника, который открыл людям ворота крепости!
Послышался протестующий ропот. Потрясенный Штитсин повернулся к своим воинам.
— Как вы можете защищать его? — прошипел он. — Он предатель!
Ропот смолк, но халиане продолжали беспокойно переглядываться.
— А, так вы защищаете его, но боитесь объяснить, почему? — зарычал Штитсин. — Разнор, говори ты! Ты ведь мой первый помощник! Как ты можешь защищать это гнусное предательство?
Разнор взглянул на своих младших командиров, потом снова повернулся к Штитсину.
— Да я не защищаю, отец-командир, но только он был верен и предан Вождю Клана.
Штитсин изумленно посмотрел на своего помощника.
— Он ведь знал, что умрет, — пояснил Разнор. — Но остался верен своей присяге Вождю. Подобное мужество заслуживает уважения. Пусть он был безумцем — но не заслуживает вечного позора.
Штитсин зло глянул на него, но промолчал. Да и что тут можно сказать?
Но Разнор еще не закончил:
— Кто мы такие, чтобы осуждать верность Вождю Клана? И скажи, Штитсин, почему мы должны думать, будто он нас предал? Мы же не можем знать, что лучше и что хуже для всего нашего Клана!
Штитсин опешил.
— Да как ты смел забыть о своих погибших товарищах?! Вспомни о них! Неужели ты забыл о Цели?
И Штитсин произнес пламенную речь о зверствах Флота, о падающем с неба огне, об обугленных останках халиан, об убитых детенышах, которым никогда не суждено стать воинами и доказать свое мужество в бою, о матерях, которые не узнают вечной жизни.
Когда он замолчал, воинов, всех до одного, переполняли ненависть и гнев. Каждый из них, не колеблясь, убил бы сейчас любого из воинов Флота, окажись тот поблизости. И даже
— Они готовы, военачальник, — сказал он. — Командуй своим войском. Направь их гнев туда, куда считаешь нужным.
Штитсин знал, куда направить этот гнев.
— Отныне и навсегда, — провозгласил он, — люди Флота станут жалеть, что появились на этом свете! Они пожалеют о том, что решились заявиться в наш Край! Мы будем уничтожать их всеми возможными средствами! Мы будем убивать всех, кто случайно заблудится, будем уничтожать их продовольственные транспорты. Они не найдут здесь ни пищи, ни крова! Мы заставим их покинуть нашу Твердыню!
— Честь и хвала Вождю Клана Рухас! — Командир десантников поклонился, словно действительно думал то, что говорит.
Эрнсейт верил, что так оно и есть. Офицеры Флота могли ненавидеть халиан, как заклятых врагов, но они уважали их, как храбрых воинов. У тех же, кто видел, как Синдикат злоупотреблял доверием халианской знати, используя ее в своих темных целях, к уважению добавлялось сочувствие.
Поэтому Эрнсейт склонил голову, подражая людскому приветствию.
— Вождь Клана воздает хвалу благородному союзнику. Надеюсь, ты в добром здравии, капитан Инглиш?
— Да. Надеюсь, благородный Вождь также здоров.
— Также. — Эрнсейт старался сдержать нетерпение. Нельзя нарушать ритуал. И все же он постарался поскорее перейти к делу. — Моя забота — это благо моего Клана, жизнь и честь моих людей.
— Несомненно, мало что может омрачить честь Клана Рухас!
Ясно. Очевидно, Инглюй уже слышал о том, что произошло в Крае.
— Да, мало что может омрачить, и мои люди хотят покончить с этим малым. Придет время, когда я сам должен буду отправиться в Край.
— Воистину, большая честь для Вождя, он неутомим в заботах о своих воинах!
Ну наконец-то.
— Я слышал, что глава рода Края не оставляет следов?
— Да, никто до сих пор не мог найти его следов, как и следов его людей. Верно и то, что он — опытный воин, с острыми когтями и мертвой хваткой.
Засады, устроенные Штитсином, принесли уже немало вреда. Эрнсейт принял решение. Он величественно поднялся и провозгласил:
— Я сам туда отправлюсь. Такой отважный военачальник заслуживает того, чтобы им занялся сам Вождь Клана.
— Честь и хвала Эрнсейту, Вождю Клана Рухас, — тихо ответил капитан.
— Они явились, военачальник Штитсин.
Глава рода кивнул, не отводя взгляда от облака пыли над дорогой. Они стояли на склоне холма, скрытые деревьями и густым кустарником. Штитсин взглянул на муравьев внизу. «Муравьи», — подумал Штитсин, невесело усмехнувшись сравнению. Люди Флота в моральном отношении — те же муравьи. Они ничего не смыслят в чести и доблести.
— Будь готов, Картрайт.
— Я готов следовать за тобой, как всегда, Штитсин.