Создать Веру - убить Веру
Шрифт:
Войдя в свою хижину, я опустил чужеземца на пол и посадил его к стене. Лавка у меня была лишь одна, да и сажать его на нее не было смысла: он все равно бы свалился, так как был в беспамятстве.
Я зажег масляный фитиль, мерцающие блики которого осветили небогатое убранство моего жилища: стол, лавку, грубо сколоченную постель, старый сундук, несколько плетеных корзин. Я растопил очаг и поставил греть воду. Порылся в сундуке и подобрал для своего нежданного постояльца заплатанную, но еще крепкую и чистую одежду.
—
Он не отвечал. Впалые щеки, казалось, еще более ввалились, дыхание было тяжелым и прерывистым. У него начинался жар.
Я начал его раздевать. Ветхая одежда расползалась под руками, превращаясь в груду вонючего тряпья. Я бросил его в огонь — смрад заполнил хижину.
Он был худ неимоверно. Оставалось только удивляться, как еще теплилась жизнь в этом скелете, обтянутом покрытой струпьями кожей. Рана на боку нагноилась и воспалилась, видимо, попала грязь.
Я положил его на лавку, налил в таз горячей воды и принялся его мыть травяной мочалкой. Отмытый от грязи и крови, он мало чем изменился — это был тот же скелет, только чуточку светлее и уже не вонял так неимоверно, как раньше.
Потом достал нож и стал калить его на огне. Подошел к лежащему на лавке.
— Потерпи, друг. Сейчас тебе будет очень больно, но иначе нельзя.
И приложил раскаленное лезвие к ране на боку. Несколько секунд он бился подо мной с силой, невероятной для такого высохшего тела, выкрикнул несколько слов на незнакомом языке и затих.
Я осмотрел обработанную рану и остался доволен своей работой: прижег я достаточно глубоко, и вероятность того, что удастся избежать заражения крови, была достаточно велика. Наложил на рану повязку и переложил его на постель.
Приготовил отвары из трав, наскоро поужинал и улегся на лавке.
Спал плохо, потому что приходилось часто вставать, смотреть за больным. Тот метался в жару и постоянно что-то говорил. Язык был мне незнаком, и я ничего не понимал.
К утру жар утих, и я пошел на работу, оставив у изголовья больного еду и травяные отвары.
Вернувшись вечером, я не без некоторого опасения вошел в свою хижину. Но страхи оказались напрасны. Он был в сознании и молча смотрел на меня. К еде так и не притронулся, но отвары почти все выпил.
— Вот это ты зря. Тебе есть надо.
Он по-прежнему молчал.
— Слушай, я так и не пойму, говоришь ты по-нашему или нет? Понимаешь, что я говорю?
— Понимаю.
Голос был низким и хриплым. От неожиданности я поперхнулся водой.
— Ну, и хорошо. А то всю ночь чего-то говорил на непонятном языке. Ты откуда?
— Издалека.
— Не хочешь говорить, не надо. Я человек не очень любопытный. Куда идешь, тоже не скажешь?
— Я уже пришел.
— В смысле? Сюда, к нам пришел? А чего делать? Здесь люди тоже тяжело живут.
— Везде живут плохо.
— Так чего же сюда?
— Так надо. Небеса послали… Точнее, Отец наш небесный.
— Чего? Какой еще отец?
— Тот, кто нас создал, и кто нас любит.
— Я ничего не понял.
— Потом поймешь. Я тебе все расскажу.
— Что расскажешь? И почему мне?
— Отец тебя тоже выбрал. Мне в помощники. Мы должны изменить мир, чтобы он стал лучше.
— Слушай, это у тебя, наверно, после жара.
— Я хочу поспать. Устал. Потом все узнаешь.
И он закрыл глаза. Я уже укладывался на лавке, когда снова услышал его голос.
— Как тебя зовут?
— Иуда. А тебя?
— Зови меня Христос.
— Э-э-э… Опять помазанник? Божий посланник? Много их уже было… Знаешь, сколько их римляне поразвешали вдоль дорог?
— Я - другой.
— Какой другой?
— Потерпи, скоро узнаешь.
ОН
Я чувствовал себя уже значительно лучше, хотя пока не мог вставать. Силы постепенно возвращались ко мне. И так же постепенно, как мне казалось, разум покидал меня. Я не всегда мог уже точно сказать, что же вокруг меня является реальностью, а что — плод моего воображения или сцены моих снов и видений. Не все видения отличались красотой, не все сны отличались логикой. Скорее, они были больше абсурдны, чем логичны. Но в них постоянно существовала взаимосвязь, они перетекали один в другой и, если из них убрать явный абсурд, то в целом создавалась некая картина. В ней были странные краски, непонятные слова и неожиданные выводы. В ней были миры, новые и зачастую странные. Многое я не понимал. Мой неизвестный учитель, который постоянно сопровождал меня в видениях и все пояснял, часто повторял эти пояснения, стараясь подобрать понятные мне слова и образы.