Создатель балагана
Шрифт:
– Спокойно! – наконец Юлиусу удалось собраться с мыслями.
Все замолчали, но остались в тех же позах. И по-прежнему на лицах читалось обожание.
– Ты! – Корпс ткнул пальцем в рослого парня, показавшегося ему смышленей других. – Что за ажиотаж? К вам что, совсем перестали приезжать люди? Со мной вместе сошло, кажется, человек сто. Не из моего вагона, но все же.
– Нет, – парень сглотнул. – Люди приезжают. Их еще больше стало, с тех пор, как вы научили нас жить правильно.
– Я?! – Юлиус думал, что
– Да. Вы же оставили нам Люпусоларий…
Название книги, о потере которой Корпс в последнее время жалел и за которой, собственно говоря, и приехал, в устах парня прозвучало благоговейно. С похожей интонацией говорили обычно лишь преподаватели словесности и историки о многотомном сборнике «Мифы и легенды древней Эллады: с заметками и пояснениями богов и героев».
– Верно, оставил. И-и-и?.. – Юлиус приподнял брови, всем своим видом выражая крайний интерес к судьбе книги. Что было вовсе не сложно – любопытство так и бурлило внутри.
– Я, признаться, не знаю точно, как все начиналось, но могу отвести вас с градоправителю. Он сможет рассказать в подробностях, а также обеспечит приличествующими по случаю почестями. Можно найти мобиль, или желаете прогуляться?
– Лучше пешком.
Через один квартал, мошенник перестал жалеть о том, что оставил Люпусоларий в этом полисе.
Через два он понял, что именно сделали с книгой жители города, и любопытство сменилось бурной радостью. Ему с трудом удавалось сохранять серьезный вид – как-никак, автор градообразующей книги! – но смешинки то и дело пытались всплыть и пробиться наружу, как пузырьки в игристом вине.
Через три квартала Юлиус не выдержал и засмеялся, махнув рукой на серьезность.
Жители Ларисы восприняли книгу как руководство к действию. Причем исключительно прямое руководство. Еще не до конца было понятно, как они поступили с абстрактными философскими рассуждениями, однако все фразы, которые можно было бы хоть как-то привязать к явлениям материального мира, были с успехом применены в городском ландшафте.
К примеру, в квартале предсказателей теперь над каждой входной дверью висели таблички с вопросами.
«Сколько купить рыбьих глаз, чтобы смотреть во все стороны сразу?»
«О чем думает шнурок в темнице?»
«Зачем щенок кусал енота, если обоим влетело тапком?»
И так далее.
А ниже – надписи «Пророк такой-то. Нашел ответ на этот вопрос из великой книги».
Положа руку на сердце, Юлиус и сам понятия не имел, умеют ли думать шнурки. Страница с этими странными вопросами вообще не имела отношения к псевдозаумному тексту Люпусолария. Мошенник просто забыл вырвать лист, на котором как-то, еще в юности, писал глупости, приходящие в голову, когда тренировался забалтывать собеседников и отвлекать их внимание. А теперь эти упражнения сделали мерилом величия предсказателей и знаком принадлежности к их гильдии.
Несмотря на поздний час, на площадях было шумно – шла бойкая торговля на маленьких круглых ярмарках. Юлиус вспомнил, как он мечтал о том, чтобы веселье в таких местах не затихало ни днем, ни ночью, и даже в сонный предрассветный час можно было бы купить сахарной ваты и прокатиться на каруселях. Этому он посвятил целую главу Люпусолария, под названием «Круглые ярмарки и веселая гармоника».
То тут, то там в стены домов были вмурованы кривые зеркала, кажущие прохожих то гигантами, то карликами, то уродцами. Некоторые спешили мимо, а другие хоть на секунду, но останавливались, показывали сами на себя пальцами и смеялись в голос. А если не смеялись, то улыбались. Хотя бы уголком рта. Это развлечение явно выросло из того факта, что толкования слов «зеркальное стекло» и «смеховой мастер» находились в книге Юлиуса на соседних страницах.
Из-за каждого нового угла появлялись детали, образы, мысли из прошлого, идеи, сны и химеры горячечного бреда – из тех, что рождаются после десятка чаш вина. Их мошенник любовно собирал и записывал, не забывая ни единой, несколько лет подряд, но, признаться, редко потом перечитывал… А сейчас вертел головой по сторонам и замечал детское, любимое, уже забытое, дурацкое и родное. Полис будто стал его портретом. Отражением в витражном кривом зеркале – с тысячей искажений и солнечных зайчиков, но узнать исходник можно.
Резные флюгера в форме сказочных животных на каждой крыше, смешные башенки, собаки в шутовских колпаках, окна с пупырчатым стеклом, лотки с разноцветными пирожками, уличные художники и зазывалы, кукольные театры и цирки – казалось, они поглотили полис.
Сопровождающий мошенника парень что-то бубнил про туристов, которые полюбили приезжать в Ларису, про городской фестиваль уличных театров и ярмарку, которая в считанные месяца стала знаменитой по всей округе. У дома правителя, проводник обернулся к Юлиусу, чтобы выяснить, как его торжественно представить, и растерянно открыл рот. Мошенника не было.
Тот сбежал за какой-то десяток метров от высокопоставленного крыльца и теперь быстро шагал по узкому переулку, уворачиваясь от карманников, толстых бродячих котов и загулявших пьяных клоунов.
– Вот так, наверно, дружок, и чувствуют себя боги, – бормотал он. – Сотворят что-нибудь, а оно живое, сложное и странное. Встречайте: впервые на арене, Юлиус – создатель балагана.
А в голове тем временем скреблись две мысли: написав новую книгу, облагородить посредством ее еще какой-нибудь полис – покрупнее этого! – и выяснить, когда уже наступит «новый мир» и отпуск подойдет к концу. Наконец-то Юлиус чувствовал себя умиротворенным, а от умиротворения до скуки, как известно, всего один шаг.