Сожги мое сердце
Шрифт:
Он не сфальшивил ни единой нотой, когда говорил ей, что она – наипрекраснейшая. Она такой и была. Любой, даже не знакомый с ней лично, человек записал девушку в ведьмы только лишь за ее внешность. Существовало всего два возможных варианта обладания такой красотой: либо дар Богов, либо происки Дьявола.
И, конечно, совершенно очевидно, о чем думали завистливые люди, глядя на идеальные лицо и тело Калиссии.
47
Мужчина коснулся рукой ее шеи, скользнул по груди, животу, бёдрам, пытаясь скрыть, насколько ошарашен их реальностью. Гибкая, податливая, будто лоза, она притягивала. Каждый участок ее кожи словно звал его, требовал коснуться губами, провести языком, попробовать на вкус.
Калиссия боролось с желанием закрыть глаза. От его огненных пальцев по телу разгорались миллионы костров, они вспыхивали и гасли, и тут же вновь нежно жалили кожу. Ей показалось, что даже в его узком вытянутом зрачке заплясали языки пламени. Девушка очень хотела ответить ему и прикоснуться, но боялась.
Она навечно запомнила отвращение в его взгляде и сейчас давила сомнение, что его слова и действия ничто иное, как иллюзия желания. И он просто следует своду своих, устоявшихся за много лет жизни, правил, чтобы ее не обидеть.
– Боги! Как же жарко! – прогнувшись от очередного касания, издала она хриплый стон, смесь наслаждения и боли.
– Извини… – Хьял замер и, казалось бы, даже растерялся. – Я точно не стану прохладнее.
– Я люблю огонь, если он без дров, – тихо прошептала девушка, ловя губами воздух.
"Ну-ну", – почти усмехнулся он. Проблема в том, что, если Калиссии уже сейчас было жарко от его прикосновений, то в дальнейшем ее ждал очень большой сюрприз. Вероятность того, что она действительно почувствует себя на костре, множилась с каждой секундой. Потому что Хьял действительно не станет прохладнее, он воспылает. И, к сожалению, вполне даже буквально, если не будет сдержан.
Виверн коснулся губами манящей груди, постоянно напоминая себе, ради чего он все это делает. По сравнению с ним девушка была прохладной, будто мрамор… и, в целом, вела себя примерно так же. Как статуя. Она просто лежала и ждала, когда все начнётся. Честное слово, Хьял был почти уверен, что она ещё и глаза зажмурит, лишь бы ничего не видеть.
– Поцелуй меня. Меня никто не целовал. Никогда… – внезапно пробился в сознание виверна ее слабый голосок.
– Никто? – опешил он, отстранившись.
Глаза Хьяла расширились, руки, ласкающие ее тело, замерли. Мужчина, честно говоря, был сейчас несколько пришиблен этой новостью. Поцелуй у нее был. С ним. Когда она окатила их водой из кувшина. Тогда она горела от злости и захлебывалась ядом… И решила буквально швырнуть первым поцелуем в существо, совершенно очевидно презирающее ее. Для виверна поступок странный, если не сказать – дикий.
Хьял сдержал неуместную усмешку и, потянувшись к девушке, накрыл ее губы своими. Нехорошо все же забирать у нее невинность, но оставлять при этом нецелованной.
Калиссия ощутила, как в ее губы вдыхают поток горячего воздуха. Он, забравшись в лёгкие, с неукротимой силой разливался по венам. В ее зеленых глазах развернулась буря. Она вылетела из реальности и оказалась погруженной в неизведанный огненный океан, глубина которого оставалась загадкой.
Это не больно. Скорее – очень странно. И меньше всего хотелось признавать, что и безумно приятно. Ее магия, такая слабая и необычная, рвалась на свободу, смешиваясь с огнём дракона. Калиссия перестала себе принадлежать, и с упоением ответила мужчине на одновременно очень требовательный и трепетный поцелуй.
Он подался вперёд, прижимая ее к постели всем телом, вдавливая в подушки, и поглощал. Это переросло в неистовство, его огонь отзывался на ее прикосновения, и виверн, отрываясь от губ девушки, чтобы взять себя в руки, принялся осыпать поцелуями все её тело, каждый миллиметр.
Калиссия сдерживала крики наслаждения. Ей постоянно приходилось зажимать рот рукой, опасаясь, что мужчина сочтёт ее поведение слишком развязным. Ей все ещё казалось, что виверн о ней не самого лучшего мнения.
– Калиссия, что-то не так? Тебе больно? Неприятно?
– Нет, я просто не хочу тебя смущать.
– Стонами? – уточнил он и, получив утвердительный кивок, резко сел и усадил девушку себе на колени. – Вообще-то стоны – это самый большой комплимент, который мужчина может получить от женщины.
Он коснулся обжигающе горячими губами ее очаровательной ключицы, проложил дорожку из нежных, почти невесомых, поцелуев ниже.
– Знать, что ты способен подарить удовольствие другому человеку, – выдохнул он жарко, оторвавшись от ее кожи, по которой тут же побежали мурашки, – очень приятно.
Он переключил свое внимание на шею, проводя по ней кончиком языка. Припал в поцелуе к ее нежному плечу и, снова с трудом заставляя себя оторваться, внезапно подул на разгоряченный участок влажной кожи холодным воздухом.
– Если тебе хочется стонать – стони, – шепнул он девушке в ухо, прикусывая мочку. – Если тебе хочется кричать – кричи. Ударить или вонзить в меня свои коготочки – делай это. Договорились?
48
Калиссия снова нерешительно кивнула, чуть ли не плавясь от его прикосновений, и опустила глаза. Но секунду поразмыслив, тут же подняла их, встречаясь взглядами с желтым взором. Она запустила пальцы в его волосы и подвинулась к ближе, осторожно пробуя на вкус его губы.
– Я не бью людей, – на секунду оторвавшись, решилась ответить она.
– А я и не человек, – улыбнулся ей мужчина.
– Драконов тоже не бью, они мне нравятся. Даже снятся иногда, – и, заметив его ухмылку, добавила. – Я имею в виду рептилий.
Хьял, улыбнувшись, снова притянул девушку к себе. Возможно, в желании добавить в ее сны не только рептилий, возможно в желании услышать, наконец, ее не сдерживаемые стоны… А, может быть, и просто подгоняемый более эгоистичным порывом получить то удовольствие, которое могло подарить ее тело.