Сожжение Просперо

Абнетт Дэн

Хельвинтр стремительно бросился на почти-волка. Они столкнулись, вцепились друг в друга, и началась отчаянная схватка. Почти-волк, даже в состоянии нематериальной тени, видимый только в тех местах, куда не дотягивались солнечные лучи, был почти вдвое крупнее Астартес. Противники слились в одно размытое пятно. Хавсер попытался подняться. Его секиры нигде не было видно. Внезапно в лицо брызнула кровь, и он закричал. Он не знал, была ли эта кровь выпущена зубами или мечом, принадлежала ли она Хельвинтру или почти-волку.

Он обошел вокруг

дерущихся противников. Хельвинтр почти полностью исчез в отбрасываемой волком тени. Движения противников были настолько быстрыми, что взгляд не успевал за ними уследить.

Затем раздался треск костей и звук разрываемой плоти. Хельвинтр, разбрызгивая кровь, отлетел назад. Он врезался в огромный клубень и покатился по лесной траве. Кожаное одеяние было разорвано в клочья, меч пропал. Глубокие раны виднелись на его лице, шее и левой ноге. Жрец попытался подняться и закричал, когда ноги отказались ему повиноваться.

Почти-волк оглушительно зарычал. Больше не обращая внимания на поверженного Астартес, зверь повернул свою огромную морду к Хавсеру. Хавсер видел перед собой только тень, словно на поляну среди ясного дня опустилась ночь. В глубине тьмы ледяными сосульками блестели огромные зубы.

Над поляной вспыхнул тонкий слепящий луч света и ударил в землю у ног почти-волка.

Существо пошатнулось, и в этот миг второй луч попал ему прямо в грудь и отбросил назад. Огромный зверь, кувыркаясь, сбил два клубнедерева. Сухие стволы взорвались, словно созревшие семенные коробочки, и наполнили воздух удушливым туманом из мелкой растительной массы. Обломившиеся ветви с треском обрушились на землю.

Охтхере Вюрдмастер опустил плазменный пистолет. Левая рука у него неподвижно висела вдоль туловища. Кровь, еще не подсохшая вокруг плеча, создавала впечатление, что рука почти полностью откушена.

Прорвавшиеся лучи солнца осветили дальний край поляны, где на липкой массе древесной коры и листьев скорчился Эада Хельвульф. Над ним еще кружились разлетевшиеся древесные споры и пыль.

Из страшной раны, нанесенной плазменным оружием, поднимался дым. В правом плече еще торчала секира Хавсера.

Трэллы и волчьи жрецы, пятясь, покинули бронированную камеру в самом сердце «Нидхёгга». Скрытые в потолке мощные светильники заливали помещение ровным искусственным дневным светом. На полу были высечены оберегающие символы.

В центре камеры к пласталевому кресту был прикован цепями Эада Хельвульф, лишенный шкуры, брони и кожаного одеяния. Он находился при смерти. Волчьи жрецы подсоединили к его телу многочисленные устройства для выполнения самых разных функций: сдерживания, дознания и поддержания жизни. Аппарат жизнеобеспечения стоял позади него на полу, и его трубки и провода толстыми червями уходили в развороченную раной грудную клетку.

Обращенный на Хавсера и Волков взгляд был полон стыда и мучительной боли. Эада знал, что он сделал, знал, кем стал. Из его носа, рта и ушей на бороду стекали струйки прозрачной жидкости, а затем подсыхали на обнаженной коже, блестя, словно клей. Тяжелый звериный мускусный запах перебивал едкую вонь антисептиков и крови.

— Простите меня, — пробормотал он. — Я не смог этому воспротивиться.

— Что ты увидел? — спросил Охтхере Вюрдмастер.

Эада поморщился, словно воспоминания причиняли ему боль. Он прикрыл глаза и медленно покачал головой. Изо рта и носа вытекли капли слизи.

— Если он и ответит, мы уже не можем доверять его словам, — сказал Хельвинтр. — Оно внутри. Оно его использовало. Оно затронуло его, и Эада не сможет его изгнать до конца жизни.

— И все-таки я хотел бы услышать его ответ, — настаивал Вюрдмастер.

Старший жрец Фиф бережно придерживал левую руку. Рана, полученная при действии симпатической магии, излечивалась с обычной для Астартес невероятной скоростью, но все еще болела.

— А я хотел бы поскорее избавить корабль от его присутствия, — проворчал стоявший позади него Огвай. — Он отравлен. Испорчен. Обращен.

Вюрдмастер поднял руку, словно извиняясь за то, что противоречит ярлу:

— В нем еще остается частица истинного Эады Хельвульфа.

Эада застонал и тряхнул головой. С губ полетели капли слюны и слизи.

— Я понял свою ошибку и постараюсь ее исправить, — пробормотал он.

— Слишком поздно, — отрезал Огвай.

— Зло могло обратиться против каждого из нас, — заметил Вюрдмастер.

— И так же легко могло поглотить меня, — добавил Хельвинтр.

Его раны тоже еще были перевязаны. Жрец посмотрел на Хельвульфа.

— Эада, сделай то, что в твоих силах, — попросил он. — Ты не можешь исправить то, что случилось, но еще можешь уйти с честью. Что ты увидел?

— Я заглянул в дверцу воспоминаний скальда, — заговорил Эада.

Он задрожал, и с нижней губы на бороду, а потом на грудь сорвался сгусток слизи.

— И что ты там увидел? — спросил Хавсер.

— Не знаю, кто изменил структуру твоего разума, — с трудом продолжил Эада, — но он оставил действующую связь, лазейку, чтобы при необходимости продолжить процесс. Когда я тайком прощупывал тебя, я по ошибке проскользнул в эту лазейку. То существо было занято сдерживанием стараний Хельвинтра. Оно, как и ты, смотрело в его сторону. И на мгновение я попал в одно из его воспоминаний.

— Я жду, — поторопил его Огвай.

— Мой лорд, я увидел клинок, — сказал Эада Хельвульф. — Священный кинжал вроде наших ритуальных ножей, но очень древний и странный, изготовленный чужаками, задуманный чуждым разумом. У него необычные пропорции. Это оружие возмездия. Оно наделено разумом. Кинжал лежал в проржавевшем корпусе корабля, упавшего со звезд, корабля, который погрузился в миазматическую трясину. Этот кинжал называется Анафем.

Новый приступ кашля заставил его умолкнуть, и из наскоро зашитой раны выступила отвратительная масса.