Сожженная карта. Тайное свидание. Вошедшие в ковчег
Шрифт:
– Этого я запомнила, потому что у него глаз косит.
– Поди ж ты, все-то она заметит! – проворчала женщина, восхищенная наблюдательностью дочки.
Меня терзал один вопрос, крайне неуместный, однако я не удержался:
– Как Ресли ведет себя, когда мужчины пытаются подступиться к ней, такой прекрасной?
Приподняв свой увесистый зад, женщина бросила:
– Поначалу Ресли внушает почтение. Вот так-то… ее наряды, манеры, поведение, слова. Перед ней мужчины чувствуют себя мелкотой, сопляками. А потом появляется цветок.
– Цветок,
– От которого спят! – поправила ее мамаша. – Ресли добавляет его им в вино. Это их оглушает. И они валятся на тюфяки. Одни.
Я в то же мгновение изменил одно из своих суждений: из отцовского обучения Нура запомнила то, что ей было нужно. Женщина зевнула и поскребла ляжку.
– В то утро эти мужчины не пожелали ни есть, ни пить, ни отдыхать. Они пришли за ней.
– А что вы?
– Мы прятались на дереве. Ресли часто требовала, чтобы мы здесь сидели. И наблюдали. И предупреждали ее звуком рожка. В то самое утро, едва мы дали сигнал, Ресли вышла и радостно воскликнула: «Ноам!»
Я отвернулся. Неожиданно прозрев, женщина вытаращила заплывшие глаза:
– Так это тебя она ждала!
Девочка схватила мать за руку, прижалась к ней и указала на меня:
– Он ее возлюбленный, мама.
– У Ресли нет возлюбленного.
– Есть! Вот уже несколько лун она куда-то ходила. Она встречалась со своим возлюбленным.
Мамаша рассердилась. Проницательность дочери не укладывалась в ее неповоротливых мозгах. Постаравшись придать своему голосу самый издевательский тон, она выкрикнула:
– Выходит, я, когда отлучаюсь, встречаюсь со своим любовником?
– Ты же никогда не уходишь!
– Вот видишь!
– Потому что у тебя нет возлюбленного. – И девчушка подытожила свою мысль: – Если уходишь, у тебя есть возлюбленный. Если нет – у тебя нет возлюбленного.
Женщина затрясла головой:
– Эта девчонка выведет меня из себя.
Она нахмурилась и резко спросила:
– Ты, что ли, любовник Ресли?
– Да.
Она проглотила эту новость и бросила дочери:
– А я-то думала, она не любит мужчин.
– Мужчин она не любит, а вот его – любит.
Мамаша что-то пробурчала. Девочка подмигнула мне, что означало: «Уж я-то вас с Нурой понимаю».
Больше никаких сведений вытянуть из них мне не удалось, они не знали, по какой причине Нуру похитили. Я мог опасаться худшего… И все же кое-какие детали не позволяли пессимизму полностью завладеть мной: если похитители тщательно собрали одежду Нуры, если они сложили ее вещи в сундуки, чтобы унести их, значит ими руководила не жестокость, это был обдуманный поступок. Сценарий больше походил на похищение, чем на изнасилование. Они действовали не импульсивно, а по плану.
Я топтался на месте, не зная, какое принять решение. Броситься в погоню за ними? В каком направлении? Они опережали меня на три дня…
– Мама, надо отдать Ноаму подарок.
Девочка схватила меня за
– Она держала его для своего возлюбленного.
– А что же она мне-то ничего не сказала? – возмутилась догнавшая нас мамаша.
– Потому что истории про своего возлюбленного она доверяла мне.
Девчушка обволокла меня волнующим взглядом, это напомнило мне, как смотрела на меня Нура. Я смутился и опустил глаза.
– Для тебя! – объявила она, указывая на что-то посреди загона.
На нас с лаем бросилась собака. Несмотря на загородку, мать попятилась. Девочка вздрогнула. Я присел на корточки. Прекрасный пес среднего размера, полный сил, с прямой спиной, подняв хвост трубой, двигался с необыкновенной легкостью. Мое лицо оказалось на уровне его морды, и я прищурился, что на собачьем языке означает улыбку. Он заколебался, склонил голову на бок, пригнул стоящие торчком треугольные уши, внимательно и добродушно оглядел меня, убедился в моих добрых намерениях, вздохнул и улыбнулся мне своими ореховыми глазами.
Тогда я хлопнул в ладоши, и он радостно заметался по загону. Я отпер калитку, подобрал палку, сунул ему под нос и изо всех сил швырнул на опушку. Прижавшись брюхом к земле, пес ринулся за деревяшкой, схватил ее и горделиво принес мне. Чтобы позабавиться, я принялся отнимать ее, стараясь вырвать из его пасти. Он зарычал, я тоже, это его развеселило, и мы продолжали возиться.
Мамаша с отвращением скривилась. Я услышал, как девочка объясняет ей:
– Нура говорила, что ее возлюбленный обожает собак.
– Он их ест?
– Он их любит живых.
– Какой ужас!
– Мама, он не ест их живьем! Он с ними живет.
Вместе с принявшим меня неугомонным озорником я подошел к ним:
– Как его зовут?
Обе озадаченно уставились на меня. Я уточнил:
– Этого пса. Как зовут эту собаку?
Мамаша злобно ответила:
– Собаки не разговаривают.
После чего склонилась к дочери и со вздохом, без малейшего стеснения, высказалась в мой адрес:
– Может, это и ее любовник, но не больно-то он сообразительный.
Этот разговор вернул меня в детство. В отличие от своих современников, мой отец страстно интересовался собаками, что делало его всеобщим посмешищем – отпустить шуточку в его адрес могли сельчане, мои сестры и даже моя мать. Желая наладить контакт с собаками, он присматривался к ним, отбирал тех, которые могли бы пригодиться в деревне, и наслаждался возней с ними. Я разделял его горячее увлечение. Меня потрясло, что Нура об этом вспомнила! Ее продуманный приветственный подарок делал мою несостоятельность еще более отвратительной. Я страдал от того, что не появился вовремя, что не противостоял ее похищению, что спустя три дня оказался лишен каких бы то ни было улик или знаков, чтобы…