Сожженные девочки
Шрифт:
Ванная выкрашена в оливково-зеленый цвет и испещрена крапинками плесени. Душа нет. Отопление обеспечивается масляным бойлером и древнего вида дровяной печью, безопасность которой, вероятно, необходимо проверить, чтобы зимой мы не угорели.
Позитивным моментом является то, что домик предоставляется нам бесплатно и мы можем устраиваться в нем, как дома. Но не сейчас. Позже. Сейчас я хочу поесть, немного посмотреть телевизор и лечь спать.
Фло поднимает голову.
– Надеюсь, сегодняшние события не мешают
– Нет, но сегодня я слишком устала и проголодалась, чтобы сокрушаться по этому поводу. Мне кажется, заказать еду в этих краях негде.
– Вообще-то в соседнем городке есть «Домино». Я нагуглила его по пути сюда.
– Аллилуйя. Цивилизация. Посмотрим, что нам покажет «Нетфликс»?
– Не думаю, что он здесь подключен.
Проклятье.
– Значит, остается обычное телевидение?
– Тебе не повезло.
– Что? Почему?
Она встает с пола и садится на диван рядом со мной, одной рукой обнимая меня за плечи.
– Что не так с этой картинкой, Майкл?
Цитата из «Пропащих ребят» заставляет меня улыбнуться. Мои усилия по окультуриванию дочери не пропали зря.
– Тут нет наружной антенны. Ты знаешь, что это означает, когда на доме нет наружной антенны?
– О боже! – Я запрокидываю голову назад. – Это серьезно?
– Ага…
– Куда нас занесло?
– Надеюсь, что не в мировую столицу убийц.
– Вампиры мне по зубам. Что у меня есть, так это кресты.
– И загадочная коробка.
Коробка. Я была так взбешена тем, что Деркин не посвятил меня в обстоятельства смерти преподобного Флетчера, что почти забыла, с чего начался этот скандал. Я оглядываюсь.
– Не помню, где я ее оставила.
– На кухне.
Фло вскакивает и возвращается с коробкой, водружая ее на диван рядом со мной. Я недоверчиво ее разглядываю.
Преподобной Джек Брукс.
– Приступим?
Фло протягивает мне ножницы.
Я беру их и разрезаю пленку, которой обернута коробка. Внутри находится что-то, завернутое в бумагу. Сверху лежит маленькая карточка. Я вынимаю ее.
Нет ничего сокровенного, что не открылось бы, и тайного, что не узнали бы. Посему, что вы сказали в темноте, то услышится во свете; и что говорили на ухо внутри дома, то будет провозглашено на кровлях.
От Луки 12: 2–3.
Я бросаю взгляд на Фло, которая поднимает брови.
– Немного мелодраматично.
Я кладу карточку на диван и разворачиваю оберточную бумагу. Нашим взглядам предстает потертый кожаный портфель.
Я смотрю на него, ощущая, как мои руки покрываются гусиной кожей.
– Так ты будешь его открывать? – спрашивает Фло.
К сожалению, мне не удается найти уважительную причину, чтобы не делать этого.
Нет ничего сокровенного, что не открылось бы.
На красной шелковой подкладке лежит содержимое, пристегнутое ремешками. Библия в кожаном переплете, тяжелый крест с распятым Иисусом, святая вода, полосы муслиновой ткани, скальпель и большой зазубренный нож.
– Что это? – спрашивает Фло.
Я пытаюсь сглотнуть подступившую к горлу тошноту.
– Комплект для экзорцизма.
– Ого. – Она хмурится. – Я не знала, что при этом используются ножи.
– Редко, но используются.
Я протягиваю руку и сжимаю потертую костяную рукоять ножа. Она кажется прохладной и гладкой. Я вынимаю нож из портфеля. Он тяжелый, зазубренное лезвие острое и покрыто ржаво-коричневыми пятнами.
Фло наклоняется вперед.
– Мама, это…
– Да.
Это становится лейтмотивом дня.
Кровь.
Глава 5
Лунный свет. Трудно себе представить, что он может быть разным, но это так.
Он выпрямляет пальцы, позволяет свету играть на своих руках, стекать на траву. Трава. Это тоже что-то новое. Там, внутри, травы не было. Там вообще не было ничего мягкого. Даже постельное белье было жестким и царапалось. Лунный свет всегда просачивался в узкие окна, и его отчасти заслоняли возвышающиеся вокруг здания. И падал он только на жесткие бетонные и стальные поверхности.
Здесь свет расстилается свободно и беспрепятственно. Парк купается – да, купается – в его серебряных струях. Свет осторожно ложится рядом с ним на траву. Ну и что, что она редкая, вытоптанная, усеянная мусором, бутылками из-под сидра и сигаретными окурками? Для него это рай. Райский сад, черт возьми. Сегодня кроватью ему служит скамья, а постельным бельем – кусок картона и спальный мешок, который он украл у какого-то пьянчуги. Для воров и нищих все средства хороши. Но для него это роскошная кровать с балдахином, шелковыми простынями и пуховыми подушками.
Он свободен. Спустя четырнадцать лет. И на этот раз он не собирается туда возвращаться. Он наконец-то чист, он полностью прошел программу реабилитации. Соскочил. Вел себя как примерный мальчик.
Еще не поздно. Так говорили ему терапевты. Ты все еще можешь построить свою жизнь. Ты можешь все оставить позади.
Все это, конечно, ложь. Прошлое невозможно оставить позади. Прошлое – это часть тебя. Оно плетется за тобой подобно старому преданному псу, отказываясь отойти хоть на шаг. И иногда кусает тебя за задницу.