Созвездие эректуса
Шрифт:
— Ты охренел. Твое корыто вместе с командой столько не стоит.
— Корыто не стоить, — согласилась фигура, — А информация стоить. Твоя звонить говорить начальника, начальника быть довольна.
— Про что информация?
— Про эту остров. Очень-очень плохая место.
— Это почему еще?
— Очень-очень плохая, — повторила фигура, — а больше моя сказать, когда твоя платить.
Старлей вздохнул, вытащил из кармана пачку сигарет, закурил и сказал:
— Знаешь, парень, я, конечно, могу позвонить
— Моя продавать не фуфло. Если твоя летать над мыс на южная берег, то твоя сама видеть.
— И что я там увижу?
— Много мертвая человека. Ее кушать краб, но много-много оставайся.
— Много это сколько? Пять? Десять?
— Нет. Пять сто. Десять сто. Моя не считай, но сильно много. Твоя проверять и платить. Тогда моя сказать больше.
Командир летающей лодки наклонил голову к кабине и приказал:
— Банни, глянь через спутник, что видно на южном берегу при большом разрешении.
— Que es necesario buscar? — спросил хрипловатый женский голос.
— Ну, ты слышала, этот крендель говорит про хренову гору трупов. Это и ищи.
— Claro, el jefe, — ответила Бани, — ahora.
Через несколько минут послышалась громкая непечатная брань на два голоса.
— Чего там? — спросил старлей.
— La merde sinistre, — ответил Джок, — Terrible dung, жуткое дерьмо.
— En naturaleza el genocidio, — добавила Банни.
— Так. Понял. Разведку мне на связь, быстро.
Через полтора часа, будто из самой середины жизнерадостно-голубого небесного купола вынырнула оранжевая точка, мгновенно разросшись в небольшой треугольный самолетик класса «craft-bolide». Под оглушительный свист самолетик проглиссировал по волнам и остановился в сотне метров от летающей лодки. Колпак в носовой части раскрылся, как створки ракушки.
— Джок, подрули к нему, — распорядился старлей.
Когда оба летно-плавучих устройства сблизились, он перепрыгнул с крыла летающей лодки на фюзеляж треугольника:
— Капитан Алонсо, военная разведка, — представился прибывший, — Что у вас происходит?
— Какая-то хрень, сен капитан. Мыс на южном берегу завален трупами. Геноцид, в натуре.
— Трупы свежие?
— Всякие. Через спутник не много разглядишь, но некоторые уже скелеты, а другие так, еще более-менее. А вон там тип, который хочет десять грандов за инфо, — старлей махнул рукой в сторону ржавого катера.
— Любопытно, — сказал Алонсо, и, взяв у старлея микрофон, произнес длинную фразу на чистейшем индонезийском bahasa.
С катера ответили не менее длинной фразой на том же языке.
Некоторое время шло словестное препирательство, затем разведчик повернулся к старлею и сконфуженно развел руками:
— Я изучал bahasa по «Джоко Тингнир», это литературная классика. Наверное, я слишком несовременно выражаюсь. Как объяснить этому типу, что я не шутки шутить прилетел?
— По-моему, — сказал старлей, — если бы вы, для начала, назвали его грязной свиньей и приказали исполнять все, что вы говорите, то дело пошло бы легче. Насколько я знаю, здешние оффи разговаривают с подчиненными именно так. Местный обычай.
— Но такой стиль может помешать установлению доверительных отношений, — заметил разведчик.
— Дело ваше, сен капитан. Вы спросили, я высказал свое мнение.
Алонсо задумался на несколько секунд, а потом рявкнул в микрофон:
— Kamu kotor babi! Kerdja bilamana saya ingin!
— Yes sir! — раздался ответ, и вскоре от катера в их сторону отплыла маленькая резиновая лодка, в которой сидела уже знакомая фигура в старой робе.
— Что вы ему сказали? — поинтересовался старлей.
— Я дословно перевел то, что предложили вы, — сказал разведчик.
Следующие четверть часа Алонсо старательно устанавливал доверительные отношения с Пунгом (таково было имя капитана ржавого катера), угощал его сигаретами, о чем-то расспрашивал, и, наконец, вручил пачку стодолларовых купюр в банковской упаковке.
Тут Пунга прорвало. Разведчик едва успел включить диктофон, как индонезиец стал тараторить не переставая. Чем более оживлялся Пунг, тем больше мрачнел разведчик. Когда повествование закончилось, он повернулся к старлею и сообщил:
— Довожу вам оперативную ситуацию. На L4 расположена нерегулируемая карантинная зона. Сюда свозят всех инфекционных больных с ближайшей группы островов.
— Он врет, — сказал старлей, — со спутника мы не видели никакой больницы.
— Вы не поняли, — ответил Алонсо, — Нет больницы. Их не лечат. Просто сажают на плот, буксируют сюда и следят, чтоб не убежали. Работа Пунга в этом и состояла. Буксировать и следить.
Возникла пауза. Потом командир летающей лодки молча расстегнул кобуру и взялся за рукоять пистолета. Разведчик быстро бросил руку вперед и сжал запястье старлея. Хватка у него была, как у бульдога.
— Остыньте, — тихо сказал он, — Здесь не Меганезия. Вы же сами сказали: местные обычаи. Парню надо чем-то кормить семью и своих матросов. Он не виноват.
— Ладно, остыл, — ответил тот через несколько секунд, — можете больше не держать.
— Вот и хорошо, — Алонсо улыбнулся одними уголками губ, — Теперь слушайте боевую задачу. Пунг и его экипаж являются исключительно ценными источниками информации и свидетелями. Если они исчезнут или с ними что-то случится, журналисты завтра объявят этот гребаный Освенцим зверством меганезийских милитаристов. Это понятно?