Созвездие мертвеца
Шрифт:
— Одного не хватает. Не присылали. Там у них история какая-то. Убили кого-то. Деньги, наверное, украли. Дело тонкое и нам неведомое.
— Спасибо и на этом.
— Почитать ничего не берете?
— Нет, спасибо. Я потом еще зайду.
Это значит, что карта Слюнькова бита и никакой газеты нет в природе. Есть боевой листок предпринимателей. Из тех, что в больших городах бесплатно раздают в метро. А у нас никакого метро не предполагается. Разве что от завода до ближайшей опушки. Еще Желнин, знавший местных бизнесменов как облупленных, определил, что квадратики и прямоугольники эти — пустые, денежного покрытия не имеют. А значит, кто-то просто имитирует выход
— Как там, во глубине уральских руд?
— А в городе что?
— Нальешь хлебного — расскажу.
Появился Мощеный на своем мотоцикле уже в полную темень. Вкатил машину под навес, любовно ее осмотрел и ощупал. Потом прошел в дом, снял хламиду свою мотоциклетную, умылся и сел за стол.
— Ну где?
— Что «где»?
— Вино.
— А шея у тебя не треснет?
— А харя у тебя? Я ведь важные известия привез.
— Привез — рассказывай.
— А вино?
— Да нет у меня.
— Зато у меня есть, — объявил Мощеный и вынул из пиджака плоскую фляжку коньяка.
— Паленый. По телевизору говорили, что в таких фляжках дагестанский паленый.
— Он паленый, а я Мощеный. Ощущаешь разницу? Доставай фужеры. Хороший бренди. Я его второй день пью.
Закусывал Мощеный капустой из погреба дяди и колбасой «Русской», оказавшейся у Желнина.
— Плохо ты живешь. Щей не варишь, блинов не печешь. Ну, слушай. Друзья твои, журналисты, частью перебиты, частью в бегах. Наверное, деньги мыли и домылись. Мыли деньги?
— Какие деньги, к черту? Рассказывай.
— Один корреспондент исчез, другой на кладбище. Несчастный случай. Начальник ваш, Слюняев…
— Слюньков…
— В морге. Попал под общественный транспорт. Две бабы отравились газом. Встретились поболтать и кранты. Выпили лишнего.
— Дальше.
— Редакция ваша опечатана. Газетка, что выходит, делается человеком, присланным из области, потому что все остальные скрылись в неизвестном направлении. Кому же хочется в морг родной? Как там, хорошо?
— Я же не помню. Малахов меня усыпил.
— То-то же. И тебе надо, милый друг, ноги отсюда делать. Я просто боюсь теперь засветиться и потому прошу тебя скорей дом этот покинуть и бежать куда глаза глядят. Так-то вот. Что вы там натворили?
— Если б я знал, Миша.
— А если б знал, то сказал бы?
— Непременно.
— А как узнать? Не придумаешь?
— Прежде всего, мне нужно знать, что было в том самом номере нашей газетки. В том, который не вышел. А для этого мне нужно попасть в редакцию.
— И ты хочешь, чтобы я тебя туда доставил?
— Вот именно. И чем скорей я соображу, что это с нами приключилось, тем скорей отсюда сгину. А иначе не могу. Что же мне, человеком без имени оставаться? Бездомным? Я тут родился.
— Ты это сам себе рассказывай долгими зимними ночами. А поскольку тут еще доктор наш завязан и он мне симпатичен, я тебе засветиться не дам.
— Ночью в редакции никого. Как попасть, я знаю. Только посмотрю на макет и все. Есть там копии, черновики.
— Мечтать не вредно. Значит, так. Кататься нам из угла в угол опасно. Нужно в городе щель искать. И там лечь не вставая.
— Миша! Обещаю навсегда исчезнуть из твоей жизни. Только отвези меня сегодня в город. И оставь там.
— Навсегда не надо. На некоторое время. А отвезти — отвезу.
Особнячок был таким, как всегда. В глубине двора бывшего ремесленного училища флигель, будто игрушечный. Подойти можно скрытно через проходной дворик. Там справа есть маленькая дверка, которая на сигнализацию не ставится. Да и не было, по большому счету, никакой сигнализации в последнее время. А этот маленький секрет служебного помещения они с Аристовым давно обнаружили. Дверка была с внутренней стороны закрыта на крюк, а угол этот с дверкой заставлен всякой нужной в хозяйстве утварью. Но Желнин с Аристовым втихую дверь расконсервировали, крюк сняли и реанимировали старый замок. Никто, кроме них и одной дамы, ничего не знал. Использование служебного помещения в неслужебных целях. Только вот свет ночью включать было нельзя. Мощеный по его просьбе в ларьке фонарик китайский купил, и они попрощались.
— Ну, звони, если что, — сказал он на прощание, но звонка ему этого ой как не хотелось.
Ключ Желнин носил в общей связке. Еще накануне того дня собирался снять и не снял. Лишний ключ карману не помеха.
Дверь открывается вовнутрь, и при этом хозяйственная утварь оттесняется, понемногу. Вот и щель, достаточная для проникновения.
Прежде всего он сел на свой стул, на место свое рабочее. На столе полный порядок — ни бумажки, ни листика. Желнин аккуратно занавески на окне задвинул, фонарик включил. Открыл ящики — идеальный порядок и там. Аккуратные опера. Порядок любят. Но главное не это. В соседней комнате шкаф, куда сваливают белки. Там они лежат примерно год, потом их выбрасывают. Он перебирает пачки, вложенные в очередные номера газеты. Через полчаса обнаруживается, что рокового номера нет.
Нет и пленок в другом шкафу. Нет ничего в урнах. Он методично обходит все помещения редакции. Даже кабинет Слюнькова посещает. Ни одна дверь не заперта. Везде идеальный порядок.
За перегородкой, в компьютерном углу три машины. Одна наборная и две для верстки.
Желнин никогда не был умелым укротителем компьютеров, но даже и его познаний хватает, чтобы понять — с диском С большие проблемы. Поочередно открыв крышки всех трех машин, он обнаруживает, что никаких винчестеров в них нет и в помине. Как нет и ни одной дискеты в редакции. Ни пустой, ни программной, ни системной. Коробочек даже нет.
Теперь остается только проникнуть в типографию. Объект федерального подчинения, охраняется вневедомственной охраной. Круглые сутки. А уж в типографии Желнина знают, как облупленного. Умирать так умирать. Воскрешения не будет.
Но где-то же должна была остаться хоть одна газета? Где? Хоть клочок от нее? На каком этапе ее изъяли и, главное, кто и зачем? Если уйти сейчас, взять попутку, исчезнуть, то уже никогда он не узнает ничего. А все же где-то рядом он, тот самый номер. Не могли тут все вычислить. Кто-нибудь что-нибудь куда-нибудь сунул, а кто-нибудь не нашел. Самый главный прокольщик, конечно, — Кузьмич. Нужно искать вокруг него. Имел ли он привычку к чтению корректур не на рабочем месте, а, скажем, в курилке? Несомненно. А что курилка? Вот она. Прибрана и вычищена, Желнин даже в урну заглянул. Пуста урна. Кузьмич по всей редакции полосы таскал. Но ведь и вся редакция так непривычно прибрана. Что еще? Слюньков. Не мог он ее куда-нибудь в папку всунуть? У него в столе аж три папки. Ага. Было. Теперь ни одной. И тут возникает мысль: наборщица Женька. Она в тот день приболела, именно в тот, и ей на дом тексты носили. Она же живет недалеко. На Коломенской. В двух шагах. И дома у нее своя машина. «Троечка». Сиди себе и пощелкивай клавишками. А беда, она сама тебя найдет.