Созвездие Силвана. Триады

Черная Ева Л.

— Можно? — аккуратно просунула голову в открывшийся дверной проем, прикрывая рукой сенсор, чтобы дверь раньше времени не закрылась обратно, придавив мою многострадальную шею.

— Спрашиваешь, — улыбка у госпожи Благоверной была замечательная. Особенно, если была от души, а не злобным оскалом для провинившегося и посетителей рангом пониже, — Я как раз собралась чаю попить. Будешь?

— А то, — чаи у нее были знатные, а тут еще и желудок голос подал, — У себя? — кивнула в сторону начальничьего кабинета.

— Неа, но скоро будет.

Накрывать на чайном столике она принялась споро, быстро расставляя, словно по волшебству взятые из ниоткуда вазочки и тарелочки с конфетами, печеньями и миниатюрными бутербродиками. Так что уже через десять минут я тихо млела, закидывая в рот очередную порцию вкусностей и запивая все это горячим, почти обжигающим, чаем.

Подруга тоже млела, прищурившись, что та кошка, от удовольствия.

— Ты к нам по работе или все же по личному? — Тэйкин правый глаз хитровато блеснул между чуть приподнятых густых ресниц и снова спрятался.

— Еще пока сама не определилась, — буркнула недовольно от того, что не дали спокойно насладиться небольшими радостями жизни, заводя неприятные разговоры, — и вообще, наше личное уже года три, как в гробу благополучно в корчах сдохло, пора бы и закапывать.

— Что ты дуру-то из себя строишь, — обижено пролепетала та, распахнув сразу оба глаза, будто и не изображала секунду назад объевшуюся сметаной кошку, — он же до сих пор места себе не находит. Сердце кровью обливается, как на него посмотришь — страдает ведь. Да если б ты только сказала, вмиг б все стало по-прежнему.

— Оно и видно, — смешок сам собой вырвался, — сколько у него после меня уже было? Десять? Нет, точно — одиннадцать. Я нынешнюю не посчитала.

— Он здоровый мужчина!.. — начала было распаляться подруга.

— Да кто ж против? — с грустью заглянула в уже почти пустую чашку, — Я только за. Нам мэр нужен здоровый и физически, психически, — и не сдержавшись, хихикнула. Все-таки сытый желудок творит чудеса с настроением и даже собственные проблемы кажутся не такими страшными.

— Что вы оба дурака валяете? — расстроено вздохнула Тэй и махнула рукой.

Оно и правильно. Секретарь Мих-ала все еще лелеяла надежду на наше примирение. Мифическое, стоит сказать, но подругу я решила не расстраивать. Хочется ей думать, что все еще возможно — пусть. Главное, чтобы с инициативой не лезла. Но тут я и не сомневалась в ее благоразумности. Она хоть иногда и была слишком настойчивой, но не дурой — прекрасно понимала, что нашей дружбе сразу придет конец.

Потому по обоюдному, молчаливому согласию тема была закрыта и разговор потек более мирно. Госпожа Благоверная жаловалась на своего благоверного. Я на отсутствие каких-либо зацепок в новом деле…

— Это ты про Рха убитого? — аккуратный подружкин носик даже задергался от любопытства.

— Да, а что?

— Я его тут неделю назад видела, — заговорщицки прошептала она, ложась на стол собственной вполне симпатичных размеров грудью, — от Иканоныча выходил.

Иканонычем в мэрии звали старого улийца, занимавшего почетную должность старшего архивариуса одновременно и в мэрии, и в институте «Ковчег», на которой ничего не делал ничего, зато исправно давал прикурить своим подчиненным.

Сей доблестный и мудрый муж был помешан на до-ковчеговском человеческом периоде, потому со всем своим улийским упорством старался вставлять в собственную речь выражения, как предполагалось тех времен, которые были в неисчислимых количествах в информационной базе «Ковчега».

Время шло. Память городского архивариуса все чаще подводила, оставляя в голове несчастного ограниченное число этих самых словосочетаний. Одним из которых и было незабвенное: «и как оно нонче?..» Со временем у других сотрудников мэрии память, наверное, тоже стиралась, упорно извлекая оттуда настоящее имя мэровской архивной почетной древности и оставляя в головах только безобидное «Иканоныч».

Но меня сейчас интересовало не это. Откуда Тэй знала Теора Рха в лицо, если уж смогла опознать?

— Ой, — махнула рукой та на озвученный вопрос, — все, кто надо, у нас уже давно знают.

— Все — это кто? — подалась вперед я, забыв о чае. Зато он о себе напомнил, качнувшись в чашке и выплеснувшись небольшой лужицей на полотняную, с цветочным узором, салфетку (раритет, между прочим), — Ты давай, от следствия ничего не скрывай, — начала бормотать я, промачивая бумажными салфетками последствия собственной неосторожности.

— Ты еще добавь что-нибудь про долг, — фыркнула Тэй, — как я обожаю эти ваши человеческие сериалы…

Про последние я знать ничего не хотела. Как-то раз, в самом начале моего обучения, была попытка взглянуть на продукт современность сериальной индустрии — с головой хватило. Какой-то умник решил снять фильм в ретро-стиле. В сетях писали, кучу подобного ретро-мусора в киноархиве «Ковчега» пересмотрел, чтоб значит, для полной достоверности.

За достоверность ничего не скажу, я в «Ковчег» ходила только для получения исторических выкладок за период перед началом Исхода и фильмы тех времен не смотрела по самой банальной причине — на Земле меня тогда уже не было, а заниматься такой дуростью на Марсе просто не хватало времени. Но, вот само детище разродившегося «гения» — убило просто. Такой липко-розовой патоки с вкраплениями невнятного детективного сюжета я еще не видела в своей жизни. Даже просмотренная когда-то в детстве незабвенная «Изаура» выглядела теле-шедевром по сравнению с этим.

Потом было еще пару попыток просмотра на более современные темы, но тоже особого успеха у меня не имели. Потому что убойно-патриотической хрени меня еще в детстве перекормили так, что блевать хотелось. Как сказала одна умная женщина, еще в той, прошлой жизни: «Постоянная симуляция патриотизма приводит к гражданской импотенции» (©). И я была с ней полностью согласна. А на тему любовь-морковь индийские фильмы или бразильские сериалы из моего прошлого эти шЫдевры современных реалий переплюнули на раз — тошнить начинает с первых кадров.