Созвездие Волка. Начало
Шрифт:
Вспомнив про форму, я осмотрела пакет, из которого выглядывал уголок ткани в крупную черно-синюю клетку. Внутри было два совершенно новых комплекта, состоящих из короткой клетчатой юбки из мягкого твида и синей водолазки. Я дотронулась до мягкой ткани и сразу узнала кашемир. Мама всегда была помешана на одежде, одевая меня, словно куклу, в самую модную дизайнерскую одежду, поэтому я хорошо разбиралась в трендах и тканях. Этой ее страсти я никогда не разделяла — моей любимой одеждой была простая майка и удобные потертые джинсы. В другом пакете я нашла короткий синий плащ с капюшоном, а в коробке лежали высокие почти до колена сапоги и синие шерстяные чулки.
Я никогда не носила форму и особенно ненавидела юбки. Мне захотелось закричать,
Но выбора не было — тетя вполне ясно дала понять, что выполнит угрозу о подвале. Одевшись в ненавистную форму, я подошла к большому зеркалу, занимающему полстены в моей новой ванне. По всему стеклу снизу-вверх расползалась уродливая трещина. Она напоминала мне меня: после аварии мое сердце словно треснуло пополам, а вместе с ним и весь мой не слишком уютный, но такой привычный мир.
Взглянув на свое отражение, я ужаснулась. За последний месяц под глазами пролегли серые тени и пропал знакомый вздорный блеск, лицо осунулось, тонкая, когда-то бархатистая кожа приобрела бледный оттенок, не оставив и намека на прежний легкий загар. Темно-каштановые волосы утратили прежнее сияние и висели тусклыми, беспорядочными комками. Густая непослушная копна в детстве доставляла немало хлопот моим нянькам, которые трудились часами, чтобы привести их в порядок. Природа не наделила меня подобным терпением, поэтому я позволяла непослушным локонам проявлять своенравие.
Сейчас у меня особенно не были ни настроения, ни желания возиться с укладкой, и я решила оставить все как есть. Поплескав в лицо водой, чтобы освежиться, я насухо вытерлась полотенцем и последовала за поманившей меня с кислым лицом старухой.
Ночной шторм уже прекратился. Снаружи стояла серая мгла, а верхушки деревьев скрывались в облаках густого тумана, через который не пробивался ни один солнечный луч. На своей английской родине я привыкла к пасмурной погоде, но здесь все было по-другому. Что-то тяжелое витало в воздухе. Туман как будто нарочно клубился вокруг меня, окутывая тело отвратительным сырым холодом. Стараясь отогнать от себя неприятное ощущение, я устремилась за сгорбленной фигурой, которая быстро засеменила вперед. Через сорок минут ходьбы мимо огороженных деревьями и высокими заборами участков, мы наконец-то оказались перед школой.
Угрюмое, сплошь увитое иссохшим, желтоватым плющом здание, наполовину скрытое от мира огромными живыми зарослями, одиноко возвышалось на холме. Нигде не было видно площадок для игр или спортивных занятий, к которым я привыкла в старых школах. По дороге нам не встретилось ни души, и на окружающей школьной территории, не считая машин на стоянке, было совсем пусто. Я даже засомневалась, обитаем ли вообще этот странный городок.
Но стоило нам подойти поближе, как массивные железные двери распахнулись. Из них навстречу, грациозно покачиваясь, выплыла стройная молодая женщина. При виде ее у меня невольно захватило дух. Одетая в белоснежную блузку из тонкого шелка и черную ассиметричную юбку, она была великолепна. Лебединую шею украшало дорогое колье, а тонкое запястье обхватывал восхитительный бриллиантовый браслет с причудливо вплетенными в него рубинами. Длинные русые волосы были собраны в высокую аккуратную укладку, приколотую заколкой в форме незнакомого экзотического цветка. Сколько же времени ей понадобилось, чтобы привести свои волосы в такой идеальный порядок? Я бы точно сошла с ума.
Женщина сделала изящный жест — и старуха, покряхтывая, засеменила обратно в сторону дома. Затем она внимательно осмотрела меня, и на короткое мгновение — слишком короткое, чтобы понять, привиделось ли мне или случилось на самом деле —
— Пойдем, дорогая, — мелодично промолвила она и мягко поманила меня рукой, показывая следовать за ней.
Это была самая странная школа из всех, в которых мне довелось побывать. Обычно все здания были примерно одинаковыми — серые стены, железные шкафчики и ничем не примечательные классы. Тут все было совсем по-другому. Две впечатляющие своими размерами лестницы плавным изгибом уводили на второй и третий этажи. Под ними с двух сторон располагалась большая гардеробная, закрытая затейливо расписанными, коваными решетками. Посредине — широкий проход, украшенный с двух сторон мраморными статуями, который соединял обе части здания и предназначался для того, чтобы попасть в столовую и школьный зал. Большое помещение парадного холла украшали массивные окна, которые, несмотря на дневное время, были наполовину прикрыты роскошными тяжелыми портьерами. Красивые лампы наполняли помещение неярким светом, а пол был устлан толстым мягким ковром, который надежно поглощал звук высоких каблуков моей спутницы. Несмотря на красивое внутреннее убранство, мрачная атмосфера буквально наполняла это место.
Где-то глубоко внутри вдруг возникло ощущение, которое я впервые испытала, увидев женщину на картине. Все это было мне уже знакомо. Но с другой стороны, это просто невозможно! Я могла поклясться, что никогда здесь раньше не была.
— Больше подошло бы для психушки, — тихо пробормотала я, оглядываясь по сторонам и ежась от неприятного, тягостного величия и одновременно ощущения удушья, исходящих от этих стен.
Если моя спутница и услышала мои слова, то не подала вид.
Мы поднялись на третий этаж и свернули направо. На стенах висели картины знаменитых художников, часть которых я видела в знаменитых музеях по всему миру. Почему-то у меня не было сомнений в том, что тут находились подлинники. Никакого намека на современные фотографии, плакаты, доски почета, шкафчики-локеры вдоль стен и тому подобные школьные мелочи. Но еще более странным было то, что повсюду, на высоких потолках, на перилах, на любой мелочи интерьера, был изображен золотой лев, грозно разинувший огромную пасть. Он попадался так часто, что в какой-то момент мне показалось, что он меня преследует, молча изучая и наблюдая со стороны.
Коридоры петляли и напоминали угрюмый лабиринт. Наконец перед большой величественной дверью женщина остановилась. Таблички не было, вместо нее — уже знакомая мне, только значительно увеличенная в размере золотая пасть льва, вырезанная на обоих дверях и сходившаяся посредине. Возникло чувство, что меня проводили прямо в клетку. В чем-то так оно и было. По прежнему опыту, которого у меня имелось немало, я заключила, что передо мной кабинет директора.
Не успела моя спутница поднять руку и постучать, как двери резко распахнулись, словно нас уже ждали. Приподняв голову и не глядя на меня, она проследовала внутрь. Немного помедлив и представив себе очередную неприятную беседу на тему исключения из прежних школ, я нехотя последовала за ней.
Оказавшись внутри, я тихо охнула. Роскошный интерьер комнаты был еще шикарнее, чем то, что я увидела до сих пор. Стены здесь были обшиты редким темным деревом. Один конец просторного кабинета занимал массивный дубовый стол ручной работы, на котором царил идеальный порядок. На другом конце возвышался большой камин с высокой чугунной решеткой. Небольшой журнальный столик, окруженный великолепными антикварными креслами с голубой обивкой, говорил о том, что хозяин этого кабинета любит старинные вещи. Паркет устилала шкура льва редкого белого окраса, а на стенах висели чучела убитых животных. При мысли о том, что когда-то они были живыми, мне стало нехорошо.