Созвездие Волка. Начало
Шрифт:
Когда я спустилась вниз, то застала свою тетку поджидающей меня у двери.
— Ты даже не представляешь, что я с тобой сделаю, если ты меня подведешь, — прошипела она, прежде чем вытолкнуть на улицу.
Я не сомневалась, что она выполнит свою угрозу. Впереди зимние каникулы, и ничто не помешает ей окончательно поселить меня в подвале на все это время.
«Сделаю это быстро, — я мрачно перебирала в голове варианты. — Я хочу попросить прощения… Нет. Я хочу извиниться перед вами… Да нет же, я вовсе не хочу, меня заставили!» — громко прокричала я, стукнув кулаком по растущему рядом с дорогой дереву. И тут же скривилась от боли: в отчаянии, забыв, что следует соблюдать осторожность, я заехала по нему правой рукой. Той самой рукой, которая до сих пор
Потирая руку, я попробовала снова прокрутить в голове слова Карла фон Рихтера, но ничего путного всего равно не придумала. В итоге остановилась на том, что уберу слово «хочу» и оставлю просто «я извиняюсь». Скажу что-нибудь в духе «извиняюсь за то, как вас назвала». И все. Не буду смотреть на их самодовольные, тщеславные лица, на которых заиграют высокомерные улыбки. Просто пробубню, смотря в пол (с наступлением сильных морозов построения окончательно перенесли во внутренний холл, чтобы учителя и красные не мерзли на улице). Нет, пробубнить не получится, под улюлюканье красных директор, мистер Броуди или миссис Джеймс наверняка заставят меня повторить, а произносить эти слова дважды у меня не было никакого желания. Наберу в грудь побольше воздуха и просто скажу. Скажу и все. Не быстро и не медленно, не громко и не тихо, ровным, ничего не выражающим тоном. «Это все равно ложь, а лгать мне не привыкать», — успокоила я себя, но почему-то легче мне от этого не стало.
— Важный день для тебя, Леран, — Эрик подкатил ко мне на своем шикарном джипе, когда я подходила к школе. Рядом на соседнем сиденье довольно ухмылялся Дилан. — Смотри не облажайся, а то пока мы будем кататься в Швейцарских Альпах, ты будешь праздновать рождество в подвале в компании крыс, — оба громко загоготали, однако через несколько секунд смех в голосе Эрика вновь сменился злобой. — Хотя, как по мне, так тебе там самое место. Мне все равно, извинишься ты или нет. Жизнь твоя от этого легче уже не станет.
Ухмыляясь, он рванул с места, обдав меня летящим из-под колес снегом.
«Козел», — подумала я, с ненавистью стряхивая с себя снег. С каким бы удовольствием я ему ответила, но вместо этого через несколько минут мне предстоит унижаться на радость ему и его дружкам.
Я повесила куртку в раздевалке и, стараясь не обращать внимания на обидные замечания красных, направилась во внутренний холл. С каждым шагом на сердце становилось все тяжелее. «Действуй по плану, — мысленно убеждала я себя. — Они свое еще получат. А сегодня сделай так, как они хотят».
На построение снова явилась миссис Джеймс, и от этого у меня стало еще более гадко на душе. На этот раз она снова выглядела собой. Должно быть, ее появление после двухнедельного отсутствия было как-то связано с тем, что учеба постепенно пришла в норму, и отсутствие учителей постепенно сошло на нет; ушла и нервозность, прежде охватившая администрацию школы.
— Огромная ответственность лежит на всех, кто учится в этой школе, — ее голос разнесся под высоким сводом зала, а в глазах появился стальной блеск. — С самого рождения вас учили, что вместе с могущественным даром, вы переняли и бремя, которое легло на плечи всех без исключения здесь присутствующих. На протяжении нашей великой истории каждый из учеников, будь он в полной мере награжден способностями или лишь принадлежит к нам по праву крови, беспрекословно исполнял возложенные на него обязанности, дабы мы могли совершенствовать и использовать наше могущество во благо всех нас. Благодаря стараниям ваших родителей, а до них и их родителей, так продолжалось веками, и теперь ваш черед внести свой вклад.
Красные довольно загудели. Миссис Джеймс покровительственно улыбнулась в их сторону и сделала знак, чтобы продолжить.
— Вместе с дарованным вам могуществом управлять, самые способные из вас унаследовали и самую
Я оглянулась на мистера Честертона. После того разговора в его кабинете теперь я куда больше понимала, что кроется за словами миссис Джеймс. Но несмотря на понимание, а возможно и благодаря ему, сейчас я почувствовала еще большее раздражение, чем когда-либо прежде. Поймав мой взгляд, учитель сочувствующе сжал губы и подбодрил меня едва заметным кивком.
— Но, увы, оказалось, что среди нас есть те, кто не только не ценит (на этом слове ее губы скривились) ношу, которую вам предстоит нести за всех остальных в этом зале. Но и осмеливается откровенно презирать вас и то, что вы когда-нибудь сделаете для благополучия и процветания нашего рода.
В стенах этой великой школы мы считаем такое поведение не просто неприемлемым, но и строго наказуемым. Любая подобная дерзость по отношению к учителям и нашим лучшим ученикам должна строго пресекаться не только в пределах школы, но и вне ее. И делать это обязан каждый из вас, в любое время и в любом месте, где наткнется на подобное непочтительное поведение. Мисс Леран, — ее сухая, как трость, рука поднялась в мою сторону, и окружающие меня ученики в страхе отпрянули, — оскорбила не только тех, кому ее слова были напрямую адресованы, но и тех (она сделала паузу и бросила в мою сторону ядовитый взгляд), кто, отдавая дань уважения нашим великим традициям, послушно соблюдает все законы, на которых веками основывается эта школа.
Миссис Джеймс замолчала и показательно повернулась ко мне. Захоти она публично уничтожить меня, она не могла бы сделать это лучше. Меня и раньше здесь не жаловали, а сейчас большинство взглядов, направленных на меня, стали откровенно враждебными.
— Сюда, мисс Леран, — указала она на место рядом с собой. — Единственная причина, по которой вы не будете как следует наказаны — это ваше смирение, хоть и несколько запоздалое (несколько красных во главе с близняшками противно захихикали). К вашему счастью, мы, администрация школы, считаем, что ваша дерзость — это не более чем следствие вашей врожденной тупости, а также незнания, вызванного тем, что вы выросли вдали от этой школы. Однако запомните, что впредь это более не будет служить вам поблажкой.
Я чувствовала себя раздавленной. В этот раз слова миссис Джеймс сотворили со мной то, чего я больше всего опасалась: они опутали меня, словно липкая, скользкая паутина, овладели разумом и почти лишили всякого желания сопротивляться дальше. Какая разница, если они меня все равно ненавидят? Даже маленькая Хлое, когда-то радостно махавшая мне при встрече, теперь смотрит на меня с немым укором. Я не являюсь частью их мира и вряд ли когда-нибудь стану; из-за меня пострадали невинные люди и могут пострадать еще. Теперь я поняла причину той враждебности и неприязни, с которой встретили меня мои одноклассники, когда я впервые переступила порог этой школы: я была угрозой для них и их мира, и, отказываясь стать одной из них, подвергала их такой же опасности, какую навлекла на двух других учеников своим ненужным вмешательством.
В этот момент сверху послышались смеющийся, игривый голосок Кимберли, и все присутствующие разом посмотрели вверх. Мне не нужно было слышать второй голос: по тому, как преувеличенно громко хихикала школьная секретарша, я уже знала, кого через секунду увижу рядом с ней.
Достигнув балкончика на третьем этаже, оба остановились. Кимберли смерила меня, стоящую в середине зала, взглядом, полным снисходительного презрения и продолжила нашептывать что-то на ухо директору. Даже с такого расстояния я могла разглядеть выражение его лица. Его губы были плотно сжаты, а жесткое, скулистое лицо выражало глубочайшее удовлетворение, как у человека, который привык безжалостно подавлять любой бунт против своей власти.