СОЗВЕЗДИЕ. Сборник научно-фантастических рассказов и повестей
Шрифт:
И во сне он видел Пригорск. Прогуливался по прямым, чистым улицам, по парку, ходил на берег водохранилища и снова поднимался с Фрузой на ту каменную площадку…
Проснувшись, он прежде всего заглянул на наблюдательный пункт к Рошалю. Тот кивнул на экран:
— Солнце, мон шер.
Солнце было ослепительным, безоблачная синева неба — теплой и праздничной, а над самой кромкой обрыва, словно паря в воздухе, легкой, невесомой грядой зеленел далекий лес.
— Трехглавая, — пробормотал Сергей. Заметив недоумение Жана, пояснил: — Так называется гора, на которой мы находимся. От
— Не надо, Серж…
Возбужденность Сергея угасла.
— Я перестал соображать, Жанчик, — тоскливо сказал он. — Ничего не понимаю! Но, клянусь, место то самое! И вот эту каменную площадку и все вокруг глиссера я уже видел когда-то!
— Успокойся, мон шер. Алекс прав: чудес не бывает. Это похоже на жестокую случайность.
Снизу донеслись голоса помощника и Роудса. Через минуту вошел Неретин и хмуро взглянул на Сергея: «Уже здесь!»
— Не ворчи, Алекс, — попросил Жан. — Такое чудесное утро!
— Чудесное… Не ворчи на вас, так с ума сойдешь! — Неретин смотрел на солнечный мир и досадливо ощупывал свой шрам. Глаза усталые, красные, с синевой на нижних веках, лицо точно мукой осыпано. Он неожиданно усмехнулся: — Лихо! Все к вашим услугам — вода, чистейший воздух и даже город! Живи себе на здоровье! Ну вот что… — Он помолчал, оценивающе разглядывая Сергея. — В разведку пойдешь ты. С Джимом. И чтобы никаких фокусов! Уразумел?
Перед тем как отправить товарищей в город, Неретин долго беседовал с Роудсом наедине. О чем они говорили, Сергею стало известно позже.
Сергей привел Роудса на автобусную остановку — это было по пути — и с удивлением оглянулся на приятеля, когда перед ним остановился электробус.
— Ол райт, — многозначительно сказал Джим. Он поднялся в салон и, встав у кабины автоводителя, стал бесцеремонно разглядывать пассажиров. По сути никакой разницы. Нормальный рост, дружелюбные лица, те же тихие беседы о своих заботах и радостях.
Город встретил их парадной опрятностью и музыкой. Музыка всюду была одинаково приглушенной — то задумчивой, то жизнерадостной. Она лилась беспрерывно. Она постоянно и незаметно менялась: широкая, раздольная мелодия переходила в грусть блюза, мягкая ритмика перерождалась в мотив песни или марша…
Сергей всматривался в Пригорск с видом человека, вернувшегося на родину через сто лет. Но потом восторг в его глазах стал потухать, уступая место раздумьям и даже досаде. На горожан он смотрел особенно пристально. Навстречу шли знакомые и незнакомые люди, вроде встречавшиеся когда-то или чем-то напоминавшие тех, кто давно ушел из жизни… И тут он вдруг понял, что ничему этому не верит. Ему вдруг представилось, что он случайно попал на большую сцену, где идет когда-то уже виденный спектакль с подтасовкой некоторых эпизодов, и потому временами казалось, что он смотрит странный, нескончаемый сон… Да разве все окружающее не было похоже на сон? Хотя бы дома. Они здесь не строились, а выращивались. Каждому придавалась своя, неповторимая форма, своя архитектура и размеры. А ведь в Пригорске в то время только еще шли разговоры о выращивании домов и проводились
Сергей замедлил шаг.
Почти на каждом перекрестке пестрели невысокие полосатые барьеры, обозначавшие спуск под город. Этого в Пригорске тоже не было, но Сергей знал, что основное движение транспорта тут перенесено под землю, на улицах остались одни приземистые электробусы и монорельс, в небе — ярко окрашенные флаеры… Не об этом ли он думал всего несколько часов назад?…
— Ну, узнаёшь свой Пригорск? — вошел в сознание голос Роудса.
Сергей замялся:
— Конечно. Только он не совсем такой, каким я его знал.
— Ясно. — Роудс неопределенно кивнул и провел рукой по шершавой коре здания. — Так что же дальше, сэр?
— Может быть, заглянем в этот дом? — нерешительно сказал Сергей. Он остановился, что-то отыскивая в карманах и стараясь казаться спокойным. — Сходишь?
Джим наморщил лоб и посмотрел на указатель улицы:
— О’кей. Цветочная, четырнадцать… Уж не боишься ли ты встретить там самого себя?
Вдаль уходили столбы — все ниже, ниже, — будто сплетенные из тончайших нитей, а на верхушках — белые матовые шапки светильников.
— Пожалуй, это не только светильники, — сказал Роудс. — Как думаешь?
— Конечно, — нехотя ответил Сергей. — Это поглотители вредных газов и пыли.
Джим странно повел головой:
— Все-то ты знаешь, Серж!
— Даже плохой архитектор должен знать свой город.
— Ты — архитектор?
Вместо ответа Сергей повторил просьбу:
— Ну, так сходишь?
— Сходить можно, — неторопливо произнес Джим. — Но не понимаю: чего тебе опасаться, если ты архитектор?… Ладно, ладно, не нервничай. Какая квартира?
— Триста шестая.
— Ясно. Вернее, уразумел, как любит выражаться наш друг Алекс… Значит, там живешь ты, твоя мать и Вика?
Сергей кивнул. Роудс сдвинул берет на глаза и, посвистывая, направился к парадной. Оглянулся:
— Не вернусь — поставишь бронзовый памятник.
Сергей попробовал изобразить улыбку, понял, что она не получилась, и отвернулся. А мысли — одна несуразнее другой — уже закрутились в голове, сбегались и разбегались, оставляя после себя какие-то яркие вспышки и черные провалы.
Вернулся Роудс:
— Хэлло, Серж, они переехали!
— На Сонные Пруды?
— Все-то ты знаешь! И далеко они отсюда?
— За парком. А еще я знаю, что ты успел пошептаться с Алексом без меня. Ведь так?
Перед входом в парк Сергей остановился.
— Зайдем по пути в одно место, — сказал он. — Тут рядом.
С центральной аллеи они свернули к прудам и направились по узкой, едва приметной тропинке вдоль берега. Сергей шел уверенно: здесь ему было знакомо все до мельчайших подробностей. Вот те самые серебристые ивы, вот жимолость и шиповник… А за кустами цветущего жасмина открылась небольшая полянка с примятой травой и с сухой веткой тополя, упавшей, как помнилось, во время сильного ветра… А возле воды, поросшей островками дымчатой тины и ряски, сидела Вика.