Спартак: 7 лет строгого режима
Шрифт:
Бесков не умел расставаться с людьми по-человечески. Матч с «Локомотивом». Проигрываем 0:2.
Потом на 88-й и 90-й минутах сравниваем — 2:2.
Хотя я против Михаила Русяева, который нам два гола забил, не играл, Бесков меня на собрании команды обвинил чуть ли не в сдаче игры.
Меня! Я чуть со стула не упал!
Но, видимо, Дасаев с Федором Сергеевичем хорошо работали, Бескову на ухо нашептывали.
Особенно когда он с коньячком футбол смотрел. Ему в ухо дуют, а он не проверяет!
Разобрали игру с «Локомотивом». Бесков, после того как пар
Говорю: «У меня есть».
Все сразу затихли.
И я говорю: «Константин Иваныч! Вы только что обвинили меня в сдаче матча. Во-первых, вы ничего доказать не можете. А если можете доказать, то вы сейчас должны, с учетом того, что я не только футболист, но еще и коммунист, отчислить меня из команды. Но вы этого делать не собираетесь. Вы только обвинили меня голословно». Спокойно так ему говорю.
А вокруг тишина. Такое Бескову в лицо сказать!
«Поэтому, Константин Иваныч, — продолжаю, — я доигрываю до конца сезона, потому что сейчас команду бросить не могу — меня не поймут, и ухожу. Говорю об этом в присутствии всей команды. Так дальше продолжаться не может, потому что доверия больше нет».
Мы тогда на 3-4-м месте шли, что для «Спартака» было плохо. А я играл на такой позиции, что меня после каждого поражения можно было обвинить в сдаче. Возмутило то, что Бесков, зная, что я договорные игры не играю, именно в этом меня обвинил. Вот когда мне мои козыри пригодились! Я все спокойно, культурно и без эмоций Бескову высказал. В третий раз никуда его не послал.
Потом выходим на поле, он меня догоняет и говорит: «Ты что, правда собрался уходить?»
Как будто не в себе человек, как будто не слышал, что я только что сказал! Но, наверное, я еще нужен был команде, хотя мне было уже за 30, а к возрастным игрокам Бесков не очень хорошо относился.
В 1987 году, когда мне уже 32-й год шел, мы в предсезонку во время турне по Аргентине с «Ривер Плейтом» и «Бока Хуниорс» сыграли вничью, а по возвращении в Союз «Динамо» (Тбилиси) дернули и ехали в Ланчхути на поезде на матч второго тура.
А у меня привычка была зайти в купе, бросить сумку и, не раздеваясь, лечь на нижнюю полку. Вытянешься, ноги гудят после матча.
И тут Бесков заходит. Довольный, мы в Тбилиси 3:1 выиграли, разнесли «Динамо» в пух и прах. А когда Бесков довольным был, он по купе ходил и всем что-то говорил.
И ко мне заходит и говорит: «Буба! Ну, ты сегодня красавец был. Я тебе еще два года даю».
А я про себя подумал: «Почему два?»
Уставший был и не догадался спросить: «А что дальше, Константин Иваныч?»
Два года он мне давал! Как условный срок! Мы здорово сыграли, и почему он мне так сказал? Зачем это нужно было? Как приговор прозвучало.
Так вот, подходит он тогда ко мне после собрания и спрашивает, правда ли я собираюсь заканчивать со «Спартаком».
«Да», — отвечаю. — «Подумай, сейчас хорошую работу тяжело найти».
Действительно, в советское время это непросто было сделать. В «Спартаке» точно не оставят, если Бесков против будет. Тренером тоже особо нигде не ждут. А я на эмоциях был. Раз ты так себя со мной ведешь, я с тобой тоже по-другому буду разговаривать.
И говорю ему: «Константин Иваныч! А что вы за меня беспокоитесь? Вы за себя лучше переживайте».
Наверное, после этого он и стал думать, что я под него копаю. А я так, ради красного словца ляпнул. Без злого умысла и задней мысли, хотя знал, как к нему в команде относятся. В «Спартаке» же все на страхе держалось.
Бесков был злопамятным. И подумал, если я ему так сказал, значит, начну мстить. К тому же было через кого. Через Деда. А Дед уже понял эту ситуацию и стал ко мне благоволить. То я был динамовцем и человеком Бескова, то вдруг своим стал… Правда, он ко мне всегда с подчеркнутым уважением относился. Я единственный, кто мог с ним в команде почти на равных разговаривать. Гаврила позволял себе всякие шутки-прибаутки. Я же к Старостину относился серьезно и всегда пользовался случаем узнать от него что-то интересное или полезное. А Николаю Петровичу было о чем рассказать.
Мои проблемы в «Спартаке» начались еще с «Жальгириса», когда я отказался сыграть вместе со всеми договорный матч. Согласись, и было бы все по-другому. А так остался инородным телом, волком-одиночкой. Такое в футбольных командах тоже случается. Но в конце концов Дасаев уехал, Бесков был вынужден уйти, а я задержался в «Спартаке» еще на полсезона в 1989 году.
Глава 8
Последнее собрание
Мы с Зоей сидели на даче в Аникеевке, но в тот день зачем-то поехали домой. Однако в «Спартаке» об этом не знали и поэтому стали разыскивать меня за городом. Покровскому, самому преданному Деду человеку, было поручено меня найти. Он добрался до нашей дачи ночью, сумев ее отыскать в темном лесу, где не было никаких указателей. И все для того, чтобы сказать мне, что будет собрание!
А я уже дома! Той же ночью он позвонил мне домой и предупредил, что на следующий день будет собрание. Моей первой мыслью было: «Ну и что, что собрание? Зачем ночью-то звонить?»
К тому моменту мне уже все обрыдло в «Спартаке». Не хотелось ни играть, ни тренироваться. А Зоя уговаривала потерпеть. Но как терпеть, если нет цели, а кругом враги? Я никогда ни к кому не напрашивался, сам всегда уходил.
Мы с Зоей часто обсуждали мою ситуацию в «Спартаке». На ее вопрос: «Как дела?» — я отвечал: «Хреново».
Ночной звонок Покровского меня сильно удивил. Потом я узнал, что собрание организовал Дед и что перед ним обзванивали всех. Бесков об этом знал. На базе в Тарасовке у него были информаторы.
Всю ночь мы Зоей не спали. Все обсуждали, по какому сценарию пойдет собрание. Пытались понять, что будет дальше. Но я в принципе уже раньше все для себя решил. Единственное, не знал, что говорить на собрании, если придется. Я уже собирался выходить из дома, как раздался звонок.
Зоя подняла трубку, а там на проводе Лера, жена Бескова: «Саша дома? Дай ему трубку».